Карл Май - Виннету. Сын вождя

Второй причиной промедления являлись разногласия внутри нашего пестрого отряда. Я рассказывал уже, как в Сент-Луисе меня очень дружелюбно встречали главный инженер и трое геодезистов. Разумеется, я полагал, что между нами установится продуктивное сотрудничество. К сожалению, я жестоко ошибся.

Все мои коллеги были чистокровные янки, видевшие во мне только гринхорна и неопытного «голландца» [16] Так англо-американцы с презрением называли всех выходцев из Германии. . Сами они хотели лишь побольше заработать, а качество работы их совершенно не волновало. «Честный немец» был для них не иначе как «тормозом», и очень скоро они отказали мне в своем расположении. Так или иначе, но я спокойно продолжал исполнять обязанности. Вскоре я заметил, что и познания в своей специальности у них весьма скудны. Самую тяжелую работу они легко подсовывали мне, себе же всячески облегчали задачу. Я не стал возражать, поскольку всегда придерживался того мнения, что трудности закаляют.

Главный инженер, мистер Банкрофт, – надо сказать, самый сведущий из них, – питал слабость к виски. Из Санта-Фе привезли несколько бочонков этого пагубного зелья, которое с тех пор интересовало его гораздо больше, нежели измерительные инструменты. Бывало, что он полдня лежал в лежку совершенно пьяный. Землемеры Риггс, Мэрси и Уилер, как, впрочем, и я, должны были платить за виски из своего кармана, поэтому они и пили наравне с ним, чтобы не оказаться внакладе. Естественно, и эти джентльмены частенько находились в приподнятом настроении. Сам я ни капли в рот не брал, вся работа валилась на меня, а они то пили, то отсыпались с похмелья. Уилер, будучи лучшим из худших, хотя бы понимал, что я вкалывал за них, совершенно не обязанный этого делать.

Другие члены отряда также оставляли желать лучшего. Когда мы прибыли на участок, то застали там ожидавших нас двенадцать вестменов. Первое время как новичок я испытывал к ним довольно большое почтение. Но вскоре я понял, что имею дело с людьми весьма низкой морали.

Они были призваны защищать нас и оказывать помощь при работе. К счастью, за все три месяца не произошло ничего, что могло бы вынудить меня прибегнуть к их сомнительной защите. А что касается помощи в работе, то с полным правом могу утверждать: здесь собрались самые отъявленные бездельники со всех Соединенных Штатов. О какой там дисциплине могла идти речь?!

Банкрофт считался у нас старшим, и хотя он старался изо всех сил это подчеркнуть, его никто не слушал. На его приказания отвечали усмешками, а он извергал проклятия, которые мне редко приходилось слышать. После этого он спокойно отправлялся к своему бочонку. Риггс, Мэрси и Уилер едва ли от него отличались. Все эти обстоятельства заставили меня взять бразды правления в свои руки, однако действовать пришлось так, чтобы это не бросалось в глаза. Ждать серьезного отношения к молодому неопытному человеку, каковым я был тогда, не приходилось. Все же рассудок подсказывал мне, как действовать. Если бы я говорил с ними приказным тоном, то, разумеется, ничего, кроме громкого и презрительного смеха, в ответ не услышал бы. Нет, я должен был действовать незаметно и осторожно, как мудрая женщина, умеющая искусно повелевать строптивым мужем, который и не подозревает об этом. Эти полудикие, необузданные вестмены раз десять на дню обзывали меня гринхорном, при этом все же бессознательно подчинялись мне, абсолютно уверенные, что повинуются лишь собственной воле.

Помогали мне только Сэм Хокенс и его спутники, Дик Стоун и Уилл Паркер. Все трое были в высшей степени честные, опытные, умные и смелые люди, слава о которых давно переступила границы Дикого Запада. Обычно они находились рядом со мной, других же старались избегать, но делали это так, чтобы никого не обидеть. Хокенс, несмотря на свои странности, отлично справлялся с остальными горе-вестменами. Он постоянно говорил обо всем шутя, однако умел настоять, и его желание всегда исполнялось, что помогало мне в достижении цели.

Между нами втайне установились такие отношения, которые я сравнил бы с суверенными отношениями двух государств. Он негласно стал моим покровителем, даже не спросив на то моего согласия. Я ведь был гринхорном, а он – опытным вестменом, слова и действия которого не подлежали критике. В любой подходящий момент он принимался за мое практическое и теоретическое обучение во всем, что, по его мнению, необходимо было уметь и знать на Диком Западе. И хотя свою высшую школу я позже прошел у Виннету, моим первым учителем все же был Сэм Хокенс. Он своими руками сделал мне лассо и заставил упражняться в метании, позволив мне накидывать веревку не только на лошадь, но и на него самого. Когда я научился из любого положения захлестывать петлю, он искренне обрадовался и воскликнул: