Маргарита Булавинцева - Исправленному верить

Так что поженихаться Виталию пришлось совсем не долго, свадьбу сыграли через два месяца после знакомства. А ещё через пару месяцев, когда молодая жена забеременела, и главное – он был прописан в квартире, и начались те метаморфозы, со всеми, так сказать, вытекающими…

Маргарита старается не вспоминать, как совмещала свою беременность с учёбой в университете, как тщетно пыталась устроиться на работу, получив «свободный» диплом, лежание с маленьким Кирюшкой по больницам – мальчик родился очень слабеньким и болезненным…. И всё это на фоне постоянных безобразий молодого мужа, который во всех своих неудачах винил всех и вся и заливал, как водится, свои неприятности самогоном. Благо этого «добра» в «девяностых», то непростое для страны время было предостаточно.

А мама, знай, одно талдычит, ничего, доча, все так живут, наш-то хоть рук не распускает, вон тёть Нинину Ленку муж-то опять отколошматил… Потерпи, вот притрётесь, он образумится, а как ты хотела? Ох, не знаю, не знаю, но только вот совсем не о такой семейной жизни ей мечталось. Господи, Боже мой, ну, не дай же мне пропасть в этой трясине отчаяния!

Вот поэтому предложение подменить ушедшую среди года в декрет учительницу русского языка и литературы в одной из районных школ Маргарита восприняла, как подарок судьбы, перст Божий, манну небесную и что-то там ещё. Главное – появилась причина, оправдывающая её отсутствие в ставшем постылом доме. Да и финансы, опять-таки, хоть и небольшие, но свои появились.

За окном быстро темнело. Свет редких фонарей выглядел размытыми смазанными пятнами, как на картинах импрессионистов. А снег всё валил и валил… Но хочешь не хочешь, а надо было собираться домой.

Прозвенел звонок с последнего урока. Во вторую смену учились только седьмые и девятые классы. Поэтому особого шума, который стоит на переменах в первую смену, и не было. Или и учеников так непогода утихомирила, так как не горлопанили они в рекреации, как это обычно бывает.

– Любуетесь на эти хляби небесные, коллега? – это в учительскую вошёл историк Игорь Георгиевич. – Хоть с ночёвкой в школе оставайся. Может, по кофейку? У меня – настоящий, мне сестра из Израиля присылает.

Он достал из портфеля маленький термос, и через секунду по учительской поплыл аромат этого волшебного напитка. Маргарита улыбкой поблагодарила историка, приняла протянутую крышку от термоса с дымящимся напитком и неожиданно для себя спросила:

– А что же это вы, Игорь Георгиевич, сами-то в Израиль не уехали? Говорят, там лето круглый год. Грелись бы сейчас на солнышке, сидя под пальмой…

–Трудно сказать, наверное, я ещё не все свои дела здесь, в России, закончил.

– Например? – но ответа не последовало, так как в учительскую вошли ещё несколько учителей.

Они о чём-то громко спорили и, увидев Игоря Георгиевича, обратились к нему за разъяснением какого-то спорного вопроса: тот слыл эрудитом.

Маргарита, услышав весело перекликавшихся на школьном дворе детей, поняла, что и ей тоже можно выдвигаться домой. Снег, действительно, падал уже не так густо, да и вьюга уже утратила свою ярость. Пора.

Решила идти пешком. Вряд ли в такую метель будут ходить автобусы, они, как обычно, где-нибудь на отстое. Правда идти придётся через железнодорожный переезд: школа стояла на окраине города, в захолустном районе. Ну да ничего, там есть пешеходный виадук над путями, а за ним прямая дорога вдоль заводской стены. Минут за сорок доберётся до дома.

Хотя её ноги, ну, явно отказывались топать в этом направлении. Да понятно всё: небольшое удовольствие видеть постоянно опухшую с очередного перепоя физиономию мужа, слушать капризное хныканье приболевшего сынишки и недовольное брюзжание матери. И так изо дня в день… Безнадёга-а-а…

Сердце в груди колотилось почему-то в ускоренном темпе. «Что это за кофе такой термоядерный у нашего историка? Я прям сейчас просто взорвусь!» – Маргарита, действительно, дышала, будто пробежала стометровку. Ай! Поскользнувшись, поднимаясь по лестнице на виадук, она упала на колено. От острой боли в ушибленном колене у неё аж в глазах потемнело! Не стесняясь возможных свидетелей, она выкрикнула несколько ругательств – весьма экспрессивных для филолога выражений!

Слёзы градом полились из её глаз. И так себя ей стало жалко, так горько, что вот бредёт она одинёшенька в темноте, в такую непогоду, вьюга пощёчинами колючего снега хлещет по лицу… И что никто её особо-то и не ждёт дома. Да и свою единственную жизнь проживает она так бездарно и тускло! Растрачивает её на тех и на то, что ей так немило, так чуждо! Ох, совсем о другом ей мечталось-грезилось на пороге юности. Как?! Как же она умудрилась так всё исковеркать в своей жизни! Позволила распорядиться ею другим людям! Господи! Услышь меня! Не могу, не хочу жить так больше! Нет у меня больше никакого терпения! Молю, помоги, дай сил, чтобы что-то изменить в своей жизни или… всё-таки принять неизбежное! Я словно на дыбе маюсь! Господи-и-и!!!