Дмитрий Володихин - Полководцы Московского царства

Муромский бой стал своего рода «пробой сил» для князя Холмского.

Битвы, прославившие Даниила Дмитриевича как великого полководца, состоялись несколькими годами позднее – во время великой войны, когда Низовская Русь во главе с Москвой пошла в наступление на Новгород Великий.

В публицистической литературе столь часто звучал риторический вопрос: «Что славы полководцам, побеждавшим на полях сражений междоусобной войны, когда бились между собой русские с русскими, православные с православными?» Есть в этом вопросе изрядная доля лукавства. На заднем плане его возникает образ вольной вечевой республики, «русской Венеции», которой «московский деспотизм» поставил ногу на грудь, и она захрипела, выдавливая слова покорности.

Но чем жила эта республика, предоставлявшая максимум вольности «госп о де», то есть нескольким десяткам боярских родов, и минимум прав «людям молодшим», то есть массам бедноты? Она богатела от земельной ренты, торговых прибылей, таможенных и транзитных пошлин, возможно, иных финансовых операций. А в это время Низовская Русь – Владимирская, Тверская, Московская – должна была выходить в поле и драться с ордынцами, чтобы очередной набег не пронзил русское тело точно холодный смертоносный клинок, чтобы не горели города, чтобы русский полон не уходил на работорговые рынки.

Новгород в это время вел мирное существование. Он без особенного рвения предоставлял серебро на ордынскую дань-выход. И он не торопился выделять средства на общерусское дело обороны от татар, когда времена дани стали уходить в прошлое. Мало того, стремясь сохранить всю полноту суверенитета и, соответственно, всю полноту прибылей, «госп о да» новгородская заигрывала с королем польским и великим князем литовским Казимиром, показывая Москве: у нас есть высокий покровитель, в случае необходимости он за нас заступится. В Новгороде могли и архиепископа принять от той части православной иерархии, которая находилась под контролем литовских властей.

Когда эти игры зашли слишком далеко, Москва ударила. И за ней в тот момент стояла вся Русь, истекавшая кровью от бесчисленных битв с татарами, грудью своей защищавшая Новгород с его эгоистичным боярским правительством.

Против Новгорода шли полки не только Москвы, Твери, всей Руси Владимирской, но и отряды псковичей, вятчан и устюжан.

Итак, летом 1471 года войска по приказу Ивана III с разных сторон вошли на Новгородскую землю. Князь Холмский получил в этой кампании роль более заметную, чем воевода «заставы», но довольно скромную, как мыслилось московскому командованию при самом начале боевых действий. Он возглавил передовой конный отряд, в состав которого вошли помимо собственно московских бойцов еще и силы второстепенные: «дети боярские» удельных князей Юрия и Бориса Васильевичей. Вряд ли под началом Даниила Дмитриевича собралось хотя бы десять тысяч человек. Скорее от четырех до семи тысяч. Основные силы с великим князем во главе двигались далеко за спиной легкой рати Холмского.

Казалось бы, какой вред мог нанести этот отряд Господину Великому Новгороду, выглядевшему до начала войны как военная громада, настоящий тяжеловес большой политики? Огромная территория, богатое и решительное боярство в составе политической элиты, сильный союзник на западе, значительный мобилизационный ресурс…

Однако Новгород очень долго не воевал с серьезными противниками. Предыдущую войну с Москвой он проиграл и с тех пор не вел значительных боевых действий. Опыт масштабного вооруженного противостояния оказался утрачен, мышцы ослабели… Поэтому война с Низовской Русью, кроме единственного эпизода, о котором речь пойдет в одной из следующих глав, получила вид сражений между сибаритами и спартанцами.

Легкая передовая рать князя Холмского шла, разоряя новгородские волости, сжигая села и захватывая пленников. Она выполняла задачу устрашения. Дойдя до Русы, Даниил Дмитриевич разграбил местность вокруг города.

Вставший на берегу озера Ильмень, у деревни Коростынь, отряд князя подвергся нападению судовой рати новгородцев. Те высадили десант, подобрались поближе и набросились на невеликую рать Холмского. Однако эффект неожиданности не принес им победы. Со сторожевых постов Холмскому пришла весть: подошел неприятель. Князь ждал новгородцев и ответным ударом опрокинул их. Бой был тяжелый, и сами новгородцы считали, что нанесли в нем серьезный урон неприятелю. Позднее в новгородском летописании появилось краткое описание Коростынской битвы: «И взяша преже Русу и святыя церкви пожгоша, и всю Русу выжгоша, и поидоша на Шалону воюючи; а псковичи по князе [Иване III] пособляюще, и много зла новгородцким волостем учиниша. И новгородци изыдоша противу… на Шалону, а к Русе послаша новгородци судовую рать, и пеши бишися много, и побиша москвич много; и пешей рати паде много, а иныи разбегошася, а иных москвичи поимаша; а коневаа рать не пошла к пешей рати на срок в пособие, занеже владычен стяг не хотяху ударитися на княжю рать, глаголюще: “Владыка нам не велел на великого князя руки подынути, послал нас владыка на пскович”» [8]. Иными словами, с точки зрения новгородцев, причиной конечной неудачи стали разногласия в военном командовании. Московская летопись все объясняет иначе: Холмский быстро поставил в строй своих людей, организовал отпор и перешел в контрнаступление.