Станислав Гольдфарб - Капитан и Ледокол

В зале стало тихо-тихо. По тому, как парторг Шапкин загадочно сделал вступление, у многих мелькнула мысль: а ну как старый ленинец объявится в зале и будет с ними разговаривать лично!

Но, видимо, у товарища Рудзутака были дела поважнее, потому что Шапкин вместо верного ленинца выставил Глафиру Андреевну Семочкину. Глафира – женщина хоть куда: ударник соцсоревнования за бережливость среди коллективов Государственного пароходства, работала в столовке речников. Шапкин, хитрая бестия, правильно придумал выпуская Глафиру Андреевну. Слушать ее плавсоставу будет куда интереснее, чем столичного партийца, пусть даже и самого Рудзутака: Глафира – женщина привлекательная, и глядеть на нее гораздо приятнее, а товарища Рудзутака зал рассматривал на расплывчатом газетном фото. По сравнению с Глафирой Рудзутак явно проигрывал, и, увлеченный фантазиями на тему «Глафира Андреевна за трибуной и в столовке», плавсостав бессовестно пялился на докладчицу в платье и туфельках. Обычная Глашка в бесформенном столовском халате мало походила на эту фифу. Никакого сравнения, не походила совсем – другая женщина, вот с головы до ног другая!

Глафира Андреевна – не высокая, не низкая. Не худая, не полная. Платье обтягивало ее по фигуре – одно заглядение. Прическа строгая, без всяких там локонов и начесов, а сообразно месту и событию, каштановые волосы собраны в шишку на логове. У Глафиры были огромные глаза, какого-то необыкновенно зеленовато-белесого цвета. Такие глазищи должны принадлежать старому миру – какой-нибудь графине или, в крайнем случае, жене важного губернского чиновника. Ну откуда у простой девчонки из предместья такие глаза? А походка! Откуда? Она что балерина, или выпускница школы танцев? Идет твердо, слегка покачиваясь, словно пританцовывает. Красивые ножки у Глафиры, ну где их разглядеть в столовской суете, тем более когда они спрятаны под балахонистым халатом. Статуэточка! В общем, приятная во всех отношениях. Как говорится, глаз отдыхает!

Шапкин поправил очки-пенсне и медленно и, ему казалось, выразительно произнес: «Глафира Андреевна, прошу вас подняться на трибуну».

Пока Глафира Андреевна шла к трибуне, мужская половина зала не скрываясь провожала ее взглядами. Ну дела, от столовской Глашки и следа не осталось! Настоящая фифа!

Капитан подумал, что она будет смущаться в этом зале, заполненном в основном мужиками Госпара, всем видом показывая, что для нее это выступление неожиданное предложение, и оно застало ее врасплох!

«Поди наверняка всю ночь репетировала отрывок о транспорте», – машинально подумал Капитан. Но эти мысли о бюрократизме по отношению к докладчице не нашли в нем внутреннего отклика и как-то сами собой растворились напрочь.

Глашка ходила к трибунам и восседала в президиумах не первый раз, но Капитану показалось, что Глафира все-таки слегка волнуется, по-человечески это было понятно.

Глафира Андреевна и вправду выучила отрывок из Рудзутака назубок и могла бы прочитать его, не глядя в газету. Но тогда все решат, что Шапкин готовил ее специально, так сказать, внес элемент неискренности. Так подумают все равно, но «решить» и «подумать», как справедливо полагал Шапкин, понятия далеко не равнозначные. Так что шла Глафира после репетиции хотя и решительно, но создавая по пути атмосферу доброжелательности: приветливо кивала головкой, здоровалась с теми, кого знала, а знала она через столовку почитай всех. Хитрый бестия, Шапкин, все точно рассчитал, зал уже любил докладчицу, даже если бы их собрали на обсуждение трудовой дисциплины в свете борьбы за качество производства.

Уже на трибуне она развернула газету и начала читать, громко и без выражения, как обычно судья зачитывает длинный приговор. Шапкин решил, что именно такое чтение придаст статье товарища Рудзутака нужное звучание.

«…Второе слабое место в нашем хозяйственном плане текущего года – это транспорт. Правда, есть у транспорта много оправданий, и в первую очередь то, что мы запоздали с технической реконструкцией транспорта…»

Капитан заскучал. В речи товарища Рудзутака в исполнении Глафиры ни слова не было ни о Байкале, ни о ледоколе. И он сосредоточился на докладчице – смотреть на нее было приятно. В какой-то момент ему даже показалось, что от его пристального взгляда в какой-то момент Глафира Андреевна даже чуть сбилась со своего речитатива. Она и правда сделала мимолетную паузу, скользнула взглядом по залу, словно проверяла, смотрят ли на нее суровые капитаны, и снова продолжила читать. И могла быть удовлетворена, если наткнулась на взгляд Капитана…