Анджей Иконников-Галицкий - Сожженные революцией

Как можно не гордиться таким сыном? Родители, безусловно, гордились. Да и вообще их семейная жизнь складывалась на редкость благополучно. Александр Никонович ко времени получения дворянства и рождения старшего сына занимал престижную должность инспектора Нижегородского Александровского дворянского института. Через пять лет был переведён в Ставрополь, где продолжал продвигаться в чинах. В 1860-х годах он – статский, затем действительный статский советник, управляющий губернской Казённой палатой: чин и должность генеральские. Дети растут – как на подбор. Сыновья – Герман, Всеволод, Николай, Сергей – красавцы, богатыри. Дочери – Ольга, Вера, Надежда, Любовь – красавицы и умницы. Особое внимание – Герману. Удивительная цельность его характера всё заметнее дополняется академическими талантами. Летом 1861 года он оканчивает Ставропольскую гимназию – и не просто, а триумфально: получает золотую медаль. Что ж, надо спешить к новым успехам – ехать в Петербург.

В 1862 году Герман Александрович Лопатин, дворянин, исповедания православного, зачислен студентом по физико-математическому факультету Императорского Санкт-Петербургского университета. Четыре года обучения – вполне успешны и как будто бы ничем не примечательны. Но тут-то в жизни Германа Лопатина и созревает решительный перелом.

Годы его обучения в университете – 1862–1866 – время в истории России особенное. Годы долгожданных реформ и великих перемен. Годы, породившие новый тип людей, новое понятие – «шестидесятники». Годы романтических порывов и мучительных раздвоений российского общественного сознания. У начала этого краткого, но судьбоносного периода – освобождение крепостных крестьян: манифест, подписанный императором Александром Николаевичем 19 февраля 1861 года и оглашённый во всех православных храмах Российской империи 5 марта, в день Прощёного воскресенья. «Осени себя крестным знамением, православный народ, и призови с нами Божие благословение на твой свободный труд, залог твоего домашнего благополучия и блага общественного» [10] Манифест 19 февраля 1861 года. Цит. по: Российское законодательство X–XX вв.: в 9 т. Т. 7. Документы крестьянской реформы / Отв. ред. О. И. Чистяков. М., 1989. С. 31. . Засим – время надежд и разочарований, поисков этого самого общего блага и столкновений с тяжкой косностью сословно-государственной машины. У финальной черты – выстрел Дмитрия Каракозова, прогремевший пред воротами Летнего сада 4 апреля 1866 года, выстрел, направленный на царя-освободителя, но поразивший историческое будущее России. В ответ на слова императорского манифеста – иные речи: «Отчего любимый мною простой народ русский, которым держится вся Россия, так бедствует? Отчего ему не идёт впрок его безустанный тяжёлый труд, его пот и кровь, и весь-то свой век он работает задаром? Отчего рядом с нашим вечным тружеником – простым народом: крестьянами, фабричными и заводскими рабочими и другими ремесленниками, живут в роскошных домах-дворцах люди, ничего не делающие, тунеядцы, дворяне, чиновная орда и другие богатеи…» И вывод: «Царь есть самый главный из помещиков. <���…> И вот я решил уничтожить царя-злодея и самому умереть за свой любезный народ» [11] Прокламация «Друзьям-рабочим!». Цит. по: Зильберман Е. Г., Холявин В. К . Выстрел. Очерк жизни и революционной борьбы Дмитрия Каракозова. Казань, 1968. С. 9. .

Листок с этими отчаянными словами был обнаружен при обыске в кармане пальто Дмитрия Каракозова. Студент Лопатин, весной 1866 года оканчивавший университетский курс, никакого отношения к покушению Каракозова не имел, да и знаком с ним не был. Тем не менее каракозовская пуля странным российским рикошетом попала в него. После покушения в жандармском ведомстве пошли перетряски. Куда смотрели, как же допустили? Главным начальником Третьего отделения вместо безынициативного князя Василия Долгорукого был назначен граф Пётр Шувалов, хитрый, циничный властолюбец. Новое начальство всеми силами старалось доказать своё рвение и свою незаменимость. Пошли аресты – десятки, сотни арестов. Кого хватать? Всех, кто знаком с Каракозовым, со знакомыми и знакомыми знакомых Каракозова. Ну и, конечно, тех, кто как-нибудь проявил свою общественную активность. Создавать видимость страшного, массового заговора. Потом, за отсутствием улик, отпустить, но далее держать под надзором. Чем больше поднадзорных, тем больше штат корпуса жандармов.

Лопатин был студентом, жил в том широком, но в то же время и тесном кругу столичного студенчества, в котором каждого можно было заподозрить в знакомстве с каждым. Лопатин уже участвовал в каких-то совместных студенческих акциях, не имевших, правда, политического характера. Конечно же, его надо было арестовать без улик, продержать без обвинений несколько недель в сыром и зловещем каземате Невской куртины Петропавловской крепости, потом выпустить, поставив на его настоящем и будущем клеймо неблагонадёжности.