Платон Абсурдин - Garum Regius [litres самиздат]

– Как о чём? О вознаграждении! За их головы обещали десять талантов серебра! Десять, Марцеллус! По пять на брата!

– Не брат ты мне!

– Брось, друг! Головы будем отпиливать, или так сдадим?

– Будем, – сказал я.

Я поднял нож Спартака с земли.

– Не успеем! – сказал я и показал своей рукой в сторону леса. – Смотри! Они уже здесь!

Гур повернулся к лесу, а я схватил его за шею и всадил нож под рёбра.

Потом я привязал уздечками и ремнями от сёдел камни к телам Спартака и Корнелии, и сбросил их с обрыва в море. В тот день они исчезли навсегда.

Гура я сбросил без камня, потому что его плавающее, как дерьмо, тело вряд ли смогло бы кого-нибудь заинтересовать – такого добра в прибрежных водах всегда в достатке.

Я прогнал лошадей, а сам доверился воле богов и побрёл вдоль берега навстречу неизвестности.

10

Когда я устал идти и подумал о ночлеге, то увидел одинокую лачугу, которая стояла у самого берега.

Я постучался в дверь и добрый рыбак впустил меня в свой неказистый дом.

Рыбак был сухим и пожилым уже мужчиной, но жил один. Лишь дохлый пёс заморской породы и с язвами на шкуре кое-как скрашивал его одиночество.

– Я накормлю тебя ухой, – сказал старик. – В последнее время мне везёт с уловом! Хорошо, что ты зашёл, а то мне старику и поговорить не с кем!

– Спасибо тебе, добрый человек. Но я так устал, что вряд ли стану интересным собеседником, – сказал я.

– Отдыхай, сынок. Говорить буду я.

Меня это устроило, и я сел за небольшой стол.

– У тебя липкий пол, – заметил я. – И стул.

Старик промолчал и разлил уху по потрескавшимся от старости тарелкам. Он не забыл поделиться и с дохлым псом, но пёс даже не понюхал предложенную хозяином похлёбку.

Я стал с жадностью есть нехитрое, но сытное угощение – уха была жирной и приятной на вкус.

Я попросил добавки, и старик не отказал бедному путнику.

– Я смотрю, жизнь и тебя потрепала, – сказал мне старик, когда я принялся за добавку.

– Да.

– Ну, ничего. Главное – живой. Твою драную одежонку мне заменить нечем, разве только могу предложить тебе иголку и нитки. И постирать можешь в морской водичке.

– Отлично!

– Куда идёшь?

– В Помпеи, – назвал я первый город, который пришёл мне на ум.

– Не бывал. Но слышал о нём. У тебя там дела?

– Да. Кое-какие…

Старик встал, куда-то вышел, но вернулся и принёс белый кувшин.

– Это церес. Не откажешься?

– Нет, что ты! Обожаю церес! – сказал я.

Я хоть и привык к палермскому красному вину, и в глубине души недолюбливал церес, но не хотел обижать доброго хозяина.

После ухи церес показался мне вкуснее обычного.

Я повеселел.

– Вкусный церес! В жизни не пил такого!

– Пей – не стесняйся! Я хоть и беден, но церес у меня есть всегда. Иначе – что за жизнь?

Я согласился со стариком, что жизнь – дерьмо, и выпил пару-тройку кружек чудесного напитка. Старик тоже повеселел, и наш разговор перешёл в дружеский формат.

Но через какое-то время весёлое расположение духа сменилось на обратное.

– Ты не представляешь каково жить в старости одному! – сказал рыбак и пустил слезу. – Ноги не ходят, сети не достать! Долбаную рыбу приходится на удочку брать! И некому мне помочь!

Я растрогался и пожалел рыбака.

– А где твоя семья? – спросил я.

Старик загрустил пуще прежнего.

– Когда-то у меня была семья, – сказал он. – И семья, и положение, и таланты… Я про серебро…

Я удивился такому крутому повороту, потому что считал старика обыкновенным неудачником, и попросил его рассказать свою историю.

– Случилось так, что я убил свою жену, – начал он свой рассказ. – А у меня была лучшая жена в городе – из знатного рода, красавица, и грамотная, к тому же. Я не хотел убивать её – всё получилось само собой. Я тогда был судьёй. И в тот день мы как раз приговорили пару десятков рабов к смерти, за то, что они утопили своего хозяина. И хотя было доказано, что они не делали этого, что он сам накачался вином и полез в бочку купаться – нырнул в неё головой, а вынырнуть не смог, нас попросили признать рабов виновными. Ну и заплатили, конечно. Такое случается, когда в деле замешан кто-нибудь из влиятельных граждан.

Старик принёс ещё один кувшин с цересом.

– Оказалось, что у этого семейства были милые доброжелатели, которые хотели ослабить таким образом своих конкурентов. А раб тогда стоил – не то что теперь! За хорошего раба можно было дом просить! Ты понимаешь?

Я ответил, что понимаю, и хлебнул цереса.