И вот настал этот ужасный для несчастного художника миг. В тот самый день, когда читатель впервые встретился с ним на дороге, ведущей из Никотеры в Монтелеоне, Джельсомина проснулась, охваченная приливом трогательнейшей сестринской любви. Уже давно не было сведений о капрале Бомбарде, и, повинуясь столь обычному для нее неожиданному капризу, Джельсомина вдруг выказала потребность получить таковые как можно скорее. И стоило ей высказать надежду, что в Монтелеоне лежит от него письмо, и заявить, что желательно было бы как можно скорее узнать, о чем там написано, как метр Адам поцеловал дочь в лоб, отдал жене последние пять или шесть сольдо с наказом купить на завтрак самое лучшее, а сам отправился в путь на голодный желудок, совершенно счастливый, ибо его Нина высказала такое желание, что для исполнения его достаточно было всего-навсего пройти пешком десять льё.
Пока мы рассказывали нашим читателям о жизненном пути метра Адама, тот успел дойти до Монтелеоне и теперь направлялся по крутым улочкам города к почтовой конторе. За несколько шагов от места назначения, куда он шел из такой дали, художник остановился, одной рукой сняв с головы греческую шапочку, а другой отерев плешивый лоб, и, казалось, погрузился в глубокие размышления.
Но стоило ему задуматься на миг, глядя на мир невидящим, отрешенным взором, как осененное гениальным прозрением лицо художника озарилось, в его глазах зажглись веселые искорки, а на губах засверкала улыбка презрительного превосходства. Он поднял голову, как человек, уверенный в том, что мир принадлежит сильным и хитроумным, и храбро двинулся вперед, покручивая скуфейку на кончике пальца, а затем взялся обеими руками за решетку, окружавшую здание почты. Подтянувшись, он замер на мгновение, выражая всем своим видом напряженное ожидание, в то время как почтовый служащий повернулся к нему, подняв очки на лоб, и резким голосом спросил почтенного художника, что ему угодно.
— Нет ли у вас письма до востребования, — проговорил сладчайшим голосом тот, к кому был обращен этот вопрос, — направленного из Мессины в адрес метра Адама, художника из Никотеры?
— Вот оно, — ответил почтовый служащий, порывшись недолго в стопке писем и подавая просителю послание.
— Не соблаговолите ли прочесть его мне, уважаемый? — добродушнейшим тоном обратился метр Адам к чиновнику. — Ведь только такой ученый человек, как вы, способен разобраться в этих каракулях.
— Охотно, любезнейший, — живо откликнулся почтовый служащий, начинавший узнавать в собеседнике калабрийского Микеланджело. — Это, без сомнения, письмо от вашего сына, капрала Бомбарды.
— О Господи, да конечно же это пишет мой дорогой сын! Правда, он лучше владеет банником, чем пером, и, поскольку мое зрение начинает слабеть, я обычно не разбираю половины того, что он хочет мне сообщить.
— Но для канонира это почерк не самый худший, — наставительным тоном заметил почтовый служащий, снисходя к просьбе собеседника, — я сумею разобрать его не хуже, чем печатный текст. Гм! Слушайте, я буду читать. Гм-гм!
Метр Адам зна́ком дал понять, что он внимательно слушает, не пропуская ни единого слова.
— «Мой дорогой отец…» — начал почтовый служащий.
— Да, да, мой сын относится ко мне с уважением и почтением, — перебил его метр Адам.
Почтовый служащий кивнул в знак согласия и продолжал:
«Мой дорогой отец, мы только что пережили такое сильное землетрясение, что, если бы Господь пожелал продлить его еще на пять минут, все уже пребывали бы в раю, уготованном нам Небесами! Я дрался как лев с мессинскими разбойниками, которые, однако, ничего не стоят по сравнению с разбойниками из нашей благословенной Калабрии, так что мне не далее чем вчера удалось изрубить двоих на куски. Теперь мне предоставлен положенный шестинедельный отпуск. Рассчитываю, что как только я его получу, отправлюсь к вам; ждите меня все время, даже если не получите это письмо, и приготовьте для меня ваше благословение и фиги из Пальми, которые, как вы знаете, я так люблю.
Ваш преданный сын
капрал Бомбарда».
— Благодарю вас, сударь, — произнес метр Адам, — вот и все, что мне хотелось знать, а письмо я заберу тогда, когда у меня будут деньги.
И он отошел от решетки, к которой словно прилип на протяжении чтения письма, надел шапочку на голову, повернулся и исчез за углом ближайшей улицы.
Метр Адам находился уже далеко, когда бедный почтовый служащий пришел в себя от изумления. Как и сказал художник, он узнал все, что ему хотелось знать, и потому шел легкой и радостной походкой, ибо прочитанное ему письмо сделало его моложе на десять лет.
Читать дальше