Пьер Понсон дю Террайль - Похождения Червонного валета. Сокровища гугенотов

— Ты думаешь?

— Я знаю это! За тридцать девять лет и шесть месяцев до Рождества Христова карты вышли из употребления, и к ним вернулись лишь в царствование короля, о котором ты говорил.

— А, ну это другое дело! — важно ответил Лагир. — Значит, ты происходишь от Пикового валета?

— Как ты от Валета червей!

В тот момент, когда молодые люди обменивались последними фразами, дверь в зал раскрылась и в комнату вошел юный и красивый кавалер. Это был наш старый знакомый Амори де Ноэ. Он был в ботфортах, покрытых, как и платье, толстым слоем пыли.

— В таком случае, друг Ожье, — сказал Ноэ, — в сравнении со мной ты все же ничтожный дворянчик, а Гектор и Лагир просто и в счет не идут!

— От кого же ты происходишь, Амори? — совершенно бесстрастно спросил Гектор.

— Но ты можешь сам видеть это из моего имени! — ответил тот. — Я происхожу от самого патриарха Ноя! Первый из моих предков — Иафет — царствовал на берегах Ганга. Один из его потомков, по имени Ланселот, сопровождал в походах Александра Македонского, который дал ему прозвише Валет треф.

— Позволь, — сказал Ожье де Левис, — разве ты забыл, что в ту эпоху карты вышли из употребления?

— Вышли, но не в Македонии, где не переставали играть в карты! — отпарировал потомок патриарха Ноя, а затем уселся и сказал: — Ну а теперь, господа, когда мы припомнили свои родословные, угостите-ка меня стаканчиком вина, потому что я умираю от жажды!

— Погоди немного, — сказал Гектор, — мой дворецкий отправился в погреб.

— А так как этот погреб находится довольно далеко отсюда, то ему пришлось сесть на лошадь, — прибавил Лагир.

Амори де Ноэ улыбнулся, взял графин с водой, налил себе стакан этого бесхитростного напитка и сказал со вздохом:

— Это ли не насмешка судьбы! Мой предок Ной первый извлек из виноградной лозы ее сладостный сок, а его потомку приходится довольствоваться простой водой, да еще проскакав двое суток без отдыха!

— Вот как? — сказал Гектор. — Откуда же ты?

— Из Парижа, и приехал специально, чтобы повидать вас, друзья мои!

— Да полно тебе!

Ноэ сразу принял серьезный вид, и это отразилось также и на выражении лиц остальных.

— Господа, — сказал Ноэ, — я примчался из Парижа, где раздаются сдержанный ропот, мрачное потрескивание и похоронный звон. Этот ропот — ропот народа, не видящего перед собой светлого будущего. Это потрескивание — потрескивание трона Валуа, медленно, но верно идущего к разрушению и развалу. Этот похоронный звон гудит о смерти трех принцев, из которых младшему двадцать лет, а старшему — двадцать четыре, что не мешает им всем троим носить на своем челе печать близкой смерти!

Трое гасконцев уже не смеялись. Они с серьезным интересом смотрели на оратора, ожидая продолжения.

И Ноэ заговорил:

— Религиозные распри ускорили дело разрушения. Гугеноты обращают взоры к электору Палатинскому [1] Электор Палатинский — монарх одного из мелких протестантских государств, входивших в то время в состав Римско-Германской империи. , католики призывают к себе на помощь лотарингских принцев и Испанию. Ни у кого нет патриотической сознательности!

Последняя фраза вызвала взрыв негодования у слушателей.

— Клянусь вечным спасением, — крикнул Ожье де Левис, — в качестве родственника Богородицы я добрый католик, но я стану гугенотом, если испанцы перешагнут через Пиренеи!

— И я тоже, — сказал Лагир.

— Черт возьми! — воскликнул Гектор. — Я гугенот, но лучше стану католиком, чем допущу этого тевтонского болвана электора вмешиваться в дела Франции!

— Да благословенно будет имя Божие! — торжественно отозвался Ноэ. — Я не ошибся в вас, и вы действительно те люди, которые мне нужны!

— Для чего?

— Выслушайте меня! Мы гасконцы, мы беарнцы, мы дети рыцарской страны, где когда-то носилась шпага самого Роланда [2] Роланд — знаменитый паладин IX в., племянник Шарлеманя (Карла Великого), окруженный легендарной славой. Французская народная поэма (соответствующая нашим былинам) «Песнь о Роланде» особенно воспевает его шпагу «Дурандаль», которой приписывались волшебные свойства. Однажды, как говорит легенда, Роланд нанес своей шпагой такой страшный удар по скале, что скала эта рассеклась; расселина до сих пор носит имя Роландовой щели. ! В наших горах нет золота, но зато воздух, которым мы дышим, закаляет сердца, делая их недоступными для страха. Нас только горсточка, но короли старой Франции старались привлечь эту горсточку в свою армию, говоря, что шпага беарнца стоит сотни пик, а рапира гасконца — сотни аркебуз [3] Аркебуза — ручное огнестрельное оружие того времени, уступившее затем место мушкету. !