Александр Кутыков - Берега светлых людей

Миг тишины обозначил какую-то неловкость. Гость подумал-подумал да и скинул лямки с плеч. Уложив рюкзачок под ноги, он ловил на себе вопросительно-недоверчивые взоры. Фляжку из-за пазухи переместил на дно сумы. Давешний звон возник в ушах, а фразы селян наполнились ясным смыслом. Вишь ты — как действуют законы времён!

Гость завертел головой, оглядывая заново всех по очереди. Неуверенно вторично произнёс своё приветствие. В ответ получил кивки головами, сверкание как будто прозревших глаз. Однако, понимают пращуры...

А говорят они, оказывается, о съестных запасах, о ветре, об обманщиках, что приплывают синим морем или приходят из-за высоких гор. По-детски безудержно хвалят смекалку старосты. Сам же староста — за спиной гостя: обнюхивает холку пришельца, пальцами приподнимает плечи куртки и предлагает сменить тяжёлую одёжу на серую рубаху с разрезом и тесьмой у ворота — такие на всех здесь присутствующих.

Когда шершавая рубаха с треском улеглась на большое тело гостя, он испросил добрых людей: «Кто вы такие и откуда пришли?»

«Мы — простые человеки, — отвечали ему. — Ничего о себе, кроме дня сегодняшнего, не ведаем, живём привычками, и ниоткуда мы не пришли». Смотрели они теперь отчего-то всё время на старосту, словно надеясь хоть на его память.

«А ты откуда взялся — такой непохожий на них?» — взял старосту в оборот гость. Но и тот ничего не помнил.

«Говор его не таков, как у нас. Верно пришлый он?» — начал вслух размышлять сидевший напротив.

«Чего же в старостах его держите?» — допытывался гость упрямо.

«Дык заботливый он — не как мы. Вот к нему и внимание всех, о нём только и разговоров. Вишь, ходом жизни назначен он само собой, по общему одобрению и непротивлению».

Один за другим, никого не спросившись и не глянув ни на кого, селяне стали вяло покидать избу.

Староста, оставшись с гостем один на один, спросил о жизни, о достатке, о задумках. Гость отвечал уклончиво — мол, живёт хорошо, и все дела, которые задумывает, доводит до конца обязательно. После поинтересовался, где остальной народ этой страны.

Староста ответствовал, что здесь была представлена вся страна — за исключением одного человека, который, дабы сохранить память, никому не внемлет, ни с кем не общается, а его самого можно услышать на берегу моря, где им сказываются былины.

Узнав местонахождение загадочного старца и пообещав старосте с расспросами к мудрецу не приставать, но лишь слушать, гость, взяв рюкзак, вышел из дома и направился к взморью.

В тихом месте, вокруг которого песчаные косы образовали эдакий прибрежный гребень, вонзившийся в море длинными и корявыми зубцами, сидел гусляр и тихо выговаривал коротенькие строфы, после которых делал длинные паузы, подбирая слова к следующему речитативу. Обратив невидящий взор к незнакомцу, он замер, словно оценивая пришельца, а потом продолжил произносить, судя по тону, какие-то многозначительные словеса, тонувшие в громких гусельных аккордах.

Оглядев пустынный берег, мужчина присел напротив сказителя и отставил рюкзак. Сквозь довлеющий звон струн проявились строчки былины, наверное, до глубин осмысленной самим мудрецом, но весьма странной для гостя.

«...И подумал Теут, что и здесь, с этой стороны моря и гор, я смогу жить. Кому тесен Мир, кто желает уследить за ходом дел соседа, пусть останется без меня. Молю всех богов о том, чтобы горы, моря и степь хранили меня от беспокойной напасти всегда. Но боги не слушают людей, вершат судьбы, как заблагорассудится им — властителям мир-околицы.

Настырный Арий вновь пришёл к Теуту и сказал хозяину слова такие: “Уют и покой возле тебя, а позади меня — делёж и спор. Жить стану в стране твоей пустынной”.

Нет, не стал жить Теут с Арием в соседях, ушёл прочь в поле широкое, оставив на месте своём сына родного, в водяной пучине зачатого и отцом взращённого и обученного. Имя сына было Рус. Рус сметливый был и бесстрашный, отца любил и в уходе его винил гостя из сторон полуденных. И сказал Рус Арию: Что ж, живи, коль за покоем пришёл, но место своё блюди чутко и к морю моему приходить и думать не смей!

Но Арию не терпелось достигнуть берега морского, хотелось детей своих погрузить в пучину синюю, чтоб смелыми и отважными стали — как все смельчаки, солёным и ветреным духом освящённые. Мягок был Арий, терпелив и коварен. Ужился подле Руса, а детей своих, когда сдюжили они со страхом своим, пустил в обход синя моря. Чтобы с той стороны, где солнце падает за спину Земли, вышли они и оттёрли, как смогут, Руса от силы его морского покровителя.