В год, когда происходили все эти события, будущему первому министру остготского королевства Аницию Манлию Торквату Северину Боэцию исполнилось всего-навсего тринадцать лет.
Для философа, размышляющего о вечных первоначалах бытия, политический триумф — это суета сует, ненужная и пустая трата времени. Но для потомственного римского аристократа, наследника тщеславного римского духа и надменной римской государственности, подобный триумф — это признание личных заслуг и миг наивысшего торжества. А потому августовский день 522 года, когда король Теодорих назначил Боэция magister officiorum, то есть первым министром своего королевства, а двух его несовершеннолетних сыновей, Боэция-младшего и Симмаха-младшего, — консулами, мог по праву считаться пиком его политической карьеры. Боэций стал вторым человеком государства и достиг вершины того, чего мог добиться римлянин в остготском королевстве, стремившемся воскресить из праха величие павшей империи.
В сопровождении многочисленной толпы патрициев и возбуждённых горожан, оба сына Боэция прошли по залитым ярким солнцем улицам Равенны, на которых величаво возвышались дворцы, храмы и портики, и дошли до курии. Заняв там свои места консулов, они вместе со всеми выслушали вдохновенно-благодарственную речь отца, которую тот произнёс в честь короля остготов. И хотя народ приветствовал эту речь оглушительными криками, предвкушал щедрые подарки от нового magister officiorum, никто бы не посмел упрекнуть Боэция в неискренности, тем более что он благодарил Теодориха не столько за себя и своих сыновей, сколько за мудрое и справедливое правление. Почти тридцать лет прошло со дня победы над Одоакром и двенадцать лет — после окончания войны с Византией. Официальной государственной идеологией стала идея общего блага — utilitas publica, и именно ею руководствовался Теодорих, издавая свои эдикты. Были отменены пошлины с товарооборота зерна, масла и вин; улучшены породы скота; осушены равеннские и понтийские болота; активно разрабатывались железные рудники Далмана и золотые месторождения Брутгия. Жизнь в государстве стала совсем безопасной, и городские ворота перестали запирать на ночь. Бытовала поговорка о том, что «не пропадёт даже кошелёк с золотом, оставленный в поле». Теодорих всячески старался примирить победителей и побеждённых, а потому, обращаясь к своим готам, не раз говорил: «Римляне — соседи вам по владениям, так пусть же их с вами объединяет любовь». Хотя сам король и его соплеменники исповедовали арианство, Теодорих не стремился ущемить права римской католической церкви, полагая, что никому нельзя навязывать веру.
Впрочем, не всё было безоблачно — шла подготовка к двум локальным войнам против Вандальского и Бургундского королевств; однако во время проведения больших государственных торжеств о проблемах и неприятностях не вспоминают. И весь этот день, день величайшего торжества любимца римлян Аниция Манлия Торквата Северина Боэция, невысокого сорокадвухлетнего аристократа и философа с коротко стриженной бородой и задумчивым выражением лица, прошёл в празднествах и играх, сопровождавшихся бесплатной раздачей вина и хлеба.
К тому времени, когда раскалённое солнце закатилось за морской горизонт и над городом пленительной прохладой опустилась летняя ночь, Боэций почувствовал себя утомлённым. Добравшись до своего дома, он ласково простился с провожавшей его толпой и скрылся за высокой каменной оградой. Однако прежде чем встречавшие хозяина рабы успели захлопнуть ворота, во двор, вырвавшись из толпы, проникнул высокий и бледный юноша с всклокоченными чёрными кудрями. Не обращая внимания на преследовавшего его привратника, он догнал Боэция и схватил его за край тоги.
— Подожди, о почтеннейший Северин Аниций! Мне необходимо с тобой поговорить!
Боэций с удивлением оглянулся и узнал в юноше сына одного из своих старых друзей — сенатора Альбина Фавста.
— Что случилось, Максимиан?
— Мне необходимо с тобой поговорить, — чуть не плача, снова повторил юноша и вдруг добавил слегка переиначенную цитату из Эсхила: — Один только ты способен помочь беде многотрудной советом.
Боэций давно знал и любил Максимиана, — юноша снискал известность своими любовными элегиями, — и поэтому ласково кивнул ему головой. Кроме того, он и сам был поэтом, хотя и не считал свои гекзаметры достойными опубликования.
— Ну хорошо, тогда пойдём в таблиний [1], где нам никто не будет мешать. — Повернувшись к атриенсису [2], который молча стоял рядом с ним, Боэций приказал принести вина и фруктов, а сам дружелюбно улыбнулся Максимиану. — Только постарайся рассказать обо всём aequa anima [3], ибо, чтобы помочь тебе советом, я должен знать все обстоятельства твоего дела.
Читать дальше