Франк Трентманн - Эволюция потребления [Как спрос формирует предложение с XV века до наших дней]

Газификация и электрификация тоже проходили везде по-разному. Газ, как и вода, обещал сделать жилье более удобным. На плакатах, рекламирующих первые газовые плиты, были изображены счастливые домохозяйки, распрощавшиеся с грязным углем и ступившие в рай чистого топлива. Иногда изображались и мужчины, освобожденные от тягостной обязанности подолгу нагревать воду для ванной с помощью древесного угля. Если водопровод привел к появлению туалетов, ванн и позже душевых, то газ – к изобретению тостеров, легких утюгов и других домашних помощников. Дом превратился в «узел потребления» [429] Ruth Schwartz Cowan, «The Consumption Junction: A Proposal for Research Strategies in the Sociology of Technology», из: The Social Construction of Technological Systems: New Directions in the Sociology and History of Technology , eds. Wiebe E. Bijker, Thomas P. Hughes & Trevor J. Pinch (Cambridge, MA, 1987), 261—80. . Газовые и электрические приборы, сберегающие драгоценное время, стали по-настоящему распространены в американских домах лишь в 1920-е годы, а в Европе и Азии вообще только после Второй мировой войны. Когда Жорж Брассенс, певец и поэт-песенник, переехал в 14-й округ Парижа в 1944 году, в его доме на улочке Флоримонт не было ни газа, ни электричества, ни водопровода [430] Clémentine Deroudille, Brassens: Le Libertaire de la chanson (Paris, 2011), 26—7. . А в 1949 году в Шанхае всего лишь 2 % жителей имели дома газ, хотя основа для газопроводной системы была заложена еще пятьдесят лет назад. Для общественных деятелей газ представлял собой символ счастливой жизни дома и безопасности на улицах. Благодаря счетчикам у бедных появилась возможность лучше осветить свои дома и, соответственно, повысить качество своей жизни. Борцы за трезвость были счастливы обрести в газовой плите главного союзника в войне против трактиров – теперь всего за один пенни можно было приготовить себе настоящий ужин. Если раньше мужья, чтобы перекусить и согреться, шли в пабы, где неожиданно для самих себя напивались, то теперь они могли остаться дома. Все оказывались довольны: и семья, экономившая деньги, и моралисты. По сути, новые блага цивилизации стали шагом и навстречу женской эмансипации. Борцы за права женщин подчеркивали, что газ освободил женщин от обязанности сидеть дома для того, чтобы разжигать огонь и поддерживать его. Наконец, газовые лампы на улицах должны были, по мнению заботливых граждан, помешать ворам и проституткам заниматься своими нечестными делишками [431] Constance Williams & Arthur Martin in Gas in Home—Popular Lectures , 49–72. См. далее: Martin Daunton, House and Home in the Victorian City (London, 1983); и Judith Flanders, The Victorian House (London, 2004), 168—73. .

Однако где свет, там и тьма. Иллюминация никогда не была полной, кроме того, она имела парадоксальные последствия. Газовое освещение усиливало особую атмосферу мест, предназначенных для развлечений. Наш путешественник в самом начале этого параграфа неспроста был так потрясен подсвеченными парижскими витринами и ресторанами. Газовые фонарики вводили в волшебное заблуждение. В Буэнос-Айресе в 1856 году зажег свои огни Аргентинский театр на улице Реконкиста. Библиотеки продлевали часы своей работы, несмотря на то, что серная кислота, которая образовывалась в результате горения зачастую неочищенного газа, портила книги [432] Henry Letheby, «Report on the Coal Gas Supplied to the City of London» (London, 1854); John Simon, «Report by the Medical Officer of Health on Complaints of Nuisance from the City of London Gas Company’s Works» (London, 1855); а также Toer & Asociados, eds., Gas Stories in Argentina . . При этом дома люди часто отказывались от расхваленного газового освещения, так как боялись, что, сгорая, газ раздражает органы чувств и из-за него сворачивается кровь. Дизайнеры и декораторы тоже с огромным недоверием относились к газовым лампам, предполагая, что они могут испортить гобелены и обивку; гораздо больше по душе им было электричество. В квартирах парижских буржуа в 1880-е годы газ использовался исключительно в прихожих и коридорах; в гостиной и прочих комнатах рекомендовалось пользоваться свечами, так как они лучше всего подсвечивают лица гостей [433] Manuel Charpy, «Le Théâtre des objets: espaces privés, culture matérielle et identité bourgeoise, Paris 1830–1914», PhD thesis, Université François-Rabelais de Tours, 2010, Vol. I, 249—71. .

Писатель Дзюнъитиро Танидзаки переживал, что уличное освещение разрушит концепцию тени в японской эстетике [434] Jun’ichiro¯ Tanizaki, In Praise of Shadows (1933/1977). . Однако далеко не на всех улицах имелись фонари. Большинство даже крупных городов не в состоянии было приблизиться к ночному Парижу, увешанному гирляндами света. В Бейруте газовые фонари появились в 1889 году, но их устанавливали только на перекрестках. Ночью полицейские свистели пешеходам, тем самым сигнализируя, где безопасно переходить дорогу [435] Jens Hanssen, Fin de siècle Beirut: The Making of an Ottoman Provincial Capital (Oxford, 2005), 200; а также: Edward Seidensticker, Low City, High City: Tokyo from Edo to the Earthquake (London, 1983), 80—1. . В Эдо театры кабуки имели газовое освещение с 1870-х годов, а вот на улицах бедных районов увидеть фонарь можно было очень редко. Даже Лондон с десятью тысячами фонарей был известен как «город с худшим и лучшим освещением в мире». В 1911 году фотометры с трудом могли уловить тусклый свет в его бедных районах [436] Haydn T. Harrison, «Street Lighting», из: Commission Internationale de l’Éclairage , 1924, 277, and for the 1911 tests. . На осевое освещение центральных улиц очень часто жаловались. Из-за того, что фонари висели в центре улиц, пассажиры общественного транспорта не видели, что творится на обочине, и зачастую выпрыгивали из автобуса прямо на пешеходов. В городах, где сжигали много угля, из-за смога свет газовых фонарей, бывало, вообще был не виден на протяжении многих дней. Мистер Гуденаф, лондонский инженер, рассказывал в 1910 году, как «он спустился из своей квартиры и, стоя у порога, не мог разглядеть фонаря, хотя он висел всего лишь в 18 футах над дорогой». И вновь где свет, там и тьма. В лондонском Сити, центре мировой экономики, огни улицы Кэннон освещали далеко не все, а темные уголки становились «убежищем для опасных личностей» [437] Journal of Gas Lighting, Water supply, etc . CXII (1910), цитата со с. 473 and 471. . Чем больше было освещения, тем сильнее пугала и завораживала темнота. На каждый дополнительный ватт приходилась новая страшилка о темных переулках большого города [438] Lynda Nead, Victorian Babylon: People, Streets and Images in Nineteenth-century London (New Haven, CT, 2000); Joachim Schlör, Nights in the Big City (London, 1998); Wolfgang Schivelbusch, Lichtblicke: Zur künstlichen Helligkeit im 19. Jahrhundert (Munich, 1983); а также: Chris Otter, The Victorian Eye: A Political History of Light and Vision in Britain, 1800–1910 (Chicago, 2008). .