Татьяна Беспалова - Мосты в бессмертие

Костя кинулся в свою комнату. Там, под кроватью, в старом фанерном чемодане он хранил свой неприкасаемый запас. Торопясь, чутко прислушиваясь, не хлопнет ли дверь, достал три банки тушенки и пачку американских галет. Дверь хлопнула, когда он уж выбегал в коридор. Пришлось неодетым тащиться на промерзшую лестницу. Он догнал Мишку на лестничном пролете между первым и вторым этажами. Сунул в руки подарки.

– Не хочу брать! – огрызнулся Мишка.

– Бери! – Костя насильно рассовал банки по карманам его потрепанного пальто, а галеты сунул за пазуху. – Живи, интеллигенция. Живи и верь, что Москву не сдадут.

Он бежал вверх по лестнице, перепрыгивая ступеньки. Внизу хлопнула дверь парадного. Дядя Миша ушел на Калужскую заставу рыть окопы…

Бабуля ждала его по ту сторону обшарпанной двери, в квартире.

– Прощай, старая! – Костя поцеловал Марию Матвеевну в щеку. На миг прижался лицом к ее лицу. Почувствовал знакомую мягкость, попробовал на вкус солоноватую влагу. Попросил тихо:

– Не плачь, я не могу…

И он, вытолкав ее за дверь, вернулся к себе в комнату собираться. Костя в полном одиночестве бродил по квартире, изредка подходя к кухонным окнам. В высоты третьего этажа он видел приземистую широкую фигуру бабушки. Она стояла, задрав голову кверху. А может быть, и ничего? Вон вчера Валя Токарева получила известие, что муж ее пропал без вести и ничего…

Опомнившись, Костя побросал в вещмешок кое-что из еды, две пары носков, бритву, сигареты. Привычным движением сунул в голенище нож. Семь пятнадцать утра. А надо еще успеть добраться до Донской.

Он вышел из подъезда. В дальнем углу Тимур, дворник, скреб лопатой мостовую, в полупустом мусорном баке копошились отощавшие коты. Снег не переставал сыпать на город. Бабуля решила не дожидаться его и хорошо, и правильно, пусть будет все как обычно. В прошлом году об эту пору они так же, как сегодня, порознь выходили из подъезда… А вечером, вернувшись домой, пусть она не сразу почувствует утрату. Ведь и прежде бывало так, что Костя пропадал по нескольку дней. Пусть она вообще ее не почувствует, пусть…

– Наверное, врал народ, – задумчиво проговорил Костя, вертя винтовку и так и эдак.

– Что врал-то? – спросил огромный, чисто выбритый детина. Нижняя часть его лица была белее сметаны, а верхняя – смуглая и обветренная.

– Врали, что на призывных пунктах в Москве ополченцам оружия не выдают, – ответил Костя.

– Как это? Как воевать без оружия? – удивился детина.

– Во-первых, ты, Липатов – не ополченец, во-вторых – приказываю прекратить антисоветские разговоры, – встрял плюгавый, тощий субъект с нашивками батальонного политрука.

Старшина вынес из каптерки сложенные в стопку вещи. Константин вытаращился на лежавшую сверху, полосатую фуфайку.

– Эт что? – выдохнул он.

– Надевай, малец! – усмехнулся старшина. – Теперь ты боец воздушно-десантных войск. Не вошь окопная, а человек! Не пушечное мясо, а ударная сила! Конечно, пальтецо у тебя неплохое. Так ты его отдай провожающим. Есть таковые?

– Нет, – коротко ответил Костя.

– Что так? – любопытный старшина скорчил участливую гримасу. – Ужо отбыли в места не столь отдаленные?

Смуглое лицо старшины было испещрено складками, глубокими и мелкими, едва заметными и четко прорисованными. Среднего роста, жилистый, ширококостный и подвижный, он сновал из каптерки с обмундированием в комнату с табличкой «Вытрезвитель». Здесь, на широкой лавке, расположились призывники, отобранные в команду Фролова. Всего человек двадцать. Костя бегло оглядел их. Знакомых – никого. Все взрослые мужики, все старше тридцати лет. Но и не старые. Наверное, самым великовозрастным в «Вытрезвителе» оказался старшина. Костя прикидывал и так, и эдак, сколько ж ему лет, пока не утомился от этого занятия. На первый взгляд он оказался тут самым молодым.

– Эй, Длинный!

Костя вздрогнул, обернулся на зов. В углу, на обшарпанном стульчике из клееной фанеры сидел вор в законе Гога Телячье Ухо. Гога занимался своим любимым занятием: спичкой с намотанным на нее крошечным кусочком марли ковырял во внутренности своих огромных, заросших рыжим волосом ушах.

– Ты как тут, дядя Георгий? – Костя придвинулся к нему.

– Как, как! Так же, как ты, добровольцем явился! – и Телячье Ухо принялся чистить спичкой огромные ноздри. Костя отвернулся.

В воровских кругах Телячье Ухо слыл человеком порядочным и покладистым. Имел на своем счету около полудюжины трупов, но без толку не убивал. Однако если в том случалась необходимость, убивал не задумываясь. Резал всегда ножом. Огнестрелом не баловался – шума не любил. Телячье Ухо в основном промышлял грабежом инкассаторских машин. Добытым хабаром делился честно – содержал семью мотавшего срок за полярным кругом младшего брата. С началом войны исчез. Об его делах судили по-всякому. В том числе и полагали убитым. А он вон где оказался! На призывном пункте.