Никита Тихомиров - Хождение в Похъёлу

Натянутые лямки походного мешка, который болтался за спиной, даже сквозь одежду больно давили на плечи, ныла поясница, саднило ушибленное о скрытую в высокой траве коряжину колено. Уткнувшись взглядом в худую спину ровно шагавшего впереди исавори [5] Исавори — дед (от финских слов isolisa, voor). , Пойкко кусал губы, мечтая скорее избавиться от давящей ноши. Круглая шапочка исавори из темной замши, украшенная цепочками бисеринок, при ходьбе ритмично подпрыгивала вверх-вниз, ещё больше раздражая подростка. Несмотря на свои нешуточные лета, старик был ещё полон сил. Особенно чувствовалось это на переходах — к вечеру, на привалах, Пойкко еле шевелился, а Каукиварри продолжал бодро собирать валежник для костра и сооружать кувас [6] Кувас — лёгкий шалаш из жердей, лапника или травяных снопов. . И вот теперь опять! Но на исавори он не злился, совсем нет, а досадовал на себя, на свою немощность. Потому и не смел просить Каукиварри об отдыхе. Настоящему охотнику, которым он, Пойкко, в скорости станет, пройдя обряд посвящения, не пристало показывать слабость. Вот и сейчас, стиснув зубы и вцепившись покрепче в лямки, он шёл и шёл по вьющейся лесной тропке, стараясь не отставать. Исавори сказал, что до реки осталось немного. А там, как дойдут, будет отдых. Значит, надо поднапрячься и терпеть.

Вскоре деревья отошли посторонь, и старик с мальчиком вышли на залитую солнцем прогалину, покрытую высокими травами, которые шелестели при дуновении влажного ветерка. Это была заросшая речная старица. Комариный писк превратился в неумолчный гул, насекомые лезли в лицо, забивались в глаза и нос, десятками приставали к смазанной медвежьим жиром коже. Некоторые, невзирая на обильную смазку, умудрялись вонзить острое жало в оголённое место и тут же начинали сосать кровь. Пойкко изо всех сил отмахивался от назойливых кровопийц и размазывал их по щекам в неравной и безнадёжной битве с неисчислимым воинством.

Они быстро миновали открытое место, вломились в густой черемошник, по кочкам перепрыгнули через сочащуюся водой западину и вновь оказались под сенью деревьев. За елями виднелся новый просвет, светлой полосой расходящийся в обе стороны. За прогалиной вздымались в небо островерхие вершины ельника.

— Ну, вот и пришли, — внезапно останавливаясь, произнёс исавори и обернулся к мальчику.

Пойкко едва успел скрыть кислое выражение лица — не заподозрил бы старик, как трудно дался ему этот переход.

— До стойбища Саусурри ещё далеко, не дойдём. Сегодня заночуем здесь, — заметив отразившийся на лице Пойкко испуг, старик торопливо добавил: — Тут место есть поблизости, с намо и куванпылом [7] Куванпыл — истукан, идол (от финских слов kuvain — отражение, puu — дерево, pulvas — столб). . Там и отдохнём.

Каукиварри огляделся и указал на частокол мохнатого елового подроста.

— Лодки, — кивнул он.

Пойкко сбросил заплечный мешок, снял через голову чехол с колчаном и луком и вприпрыжку (откуда силы взялись!) побежал исполнять не высказанное повеление. Исавори остался на месте, прислонившись к дереву.

Мальчик прорвался сквозь колючие заросли и увидел жердяные стойки, на которых покоились три перевёрнутые кверху днищами лодки. Это были самые обычные берестянки, какими обычно пользуются на охоте и для рыбной ловли. Эти лодки, в отличие от больших, вместительных исовен [8] Исовен — большая лодка-долблёнка. , особо не берегут, оставляя на месте промысла. Пойкко обошёл стойки, осматривая лодки. Одна оказалась пробитой, должно быть, кто-то ткнулся на ней в донную корягу. Вторая выглядела старой и потёртой. Сядешь в такую — изо всех швов вода хлынет. Годной показалась только одна лодка, с виду не имевшая явных изъянов. Мальчик ухватился за кожаный ремешок, закреплённый спереди, и осторожно спустил челнок на присыпанную хвоей землю. Он приподнял передний конец лодки, подлез под неё и, выпрямившись, легко понёс её на плечах.

Исавори, тем временем, уже спустился к берегу и поджидал его у самой воды. Пойкко снёс берестянку вниз, с помощью старика поставил её на воду и побежал к лесу за своим оружим. Подхватив за лямку свои (ещё детские) колчан с луком и заплечный мешок, он поскакал обратно, уже забыв про ушибленное колено.

Они быстро погрузились в лодку и старик, усевшийся позади, сильно оттолкнул её копьём от илистого берега. Берестянка стремительно заскользила по гладкой воде к противоположному тенистому берегу. Река была неширокой и, трижды толкнувшись копьём, Каукиварри подогнал её к нависшим над водой кустам. Пойкко хотел было уже вылезти прямо в воду, но старик развернул лодку против течения и уверенно повёл её вдоль зелёной стены ивняка. Вскоре в кустах показался узкий проход, и берестянка, нырнув в него носом упёрлась, в обрывистый берег. Пойкко, нетерпеливо ждавший этого момента, спрыгнул на влажную скользкую глину, ухватился за ремень и выволок приподнявшийся нос челнока на берег. Исавори одобрительно шмыгнул и, сбросив поклажу на покатый склон, ступил на землю. Вдвоём, помогая друг другу, они втянули лодку на обрыв и взгромоздили пузатым днищем кверху на сушила — точно такие же, как и на оставленном берегу. Затем Пойкко спустился с обрыва и подобрал вещи. Закинув тяжёлые мешки и оружие на упругую дерновину и хватаясь за свисавшие корни, он перевалился через бровку обрыва. Взяв вещи, они с исавори углубились в лес.