Наталия Сотникова - Король-Солнце Людовик XIV и его прекрасные дамы

Осознав, что престолонаследие находится под угрозой, Людовик старался приблизить к трону своих хотя и узаконенных, но побочных детей от Мадам де Монтеспан, герцога Мэнского и графа Тулузского. За обоих всегда ревностно стояла горой Мадам де Ментенон. Декларацией от 23 мая 1715 года король приравнивал их к принцам крови. Не желая возвышения Филиппа Орлеанского, Людовик составил завещание, согласно которому после его смерти учреждался Совет, в который входили Филипп Орлеанский, герцог Мэнский и граф Тулузский. Герцог Мэнский к тому же назначался наставником будущего Людовика Пятнадцатого, фактически регентом. Это вступало в противоречие со всеми законами престолонаследия, и после смерти короля Филипп Орлеанский при содействии парламента Парижа добился отмены завещания и стал регентом.

Здоровье Людовика все больше и больше подводило его. Дряхлела и его спутница жизни. Вот как она описывала себя в письме к принцессе Дезюрсен в 1714 году:

«Если бы вы меня видели, то убедились бы, что я поступаю совершено правильно, скрываясь от людей. Я почти ничего не вижу, слышу еще хуже, меня не слышат, потому что четкое произношение исчезло вместе с зубами, память начинает пропадать, я больше не помню имен, путаю время, и наши невзгоды вкупе с моим возрастом заставляют меня проливать слезы, как и всех старух, которых вы видели».

Тем не менее все эти годы Мадам де Ментенон буквально не отходила от Людовика, поистине она одна из всей огромной королевской семьи стала ему моральной опорой. Именно она поддерживала функционирование механизма этикета Версаля и всего королевства, созданного Людовиком и обеспечивавшего ему образ великого короля. Она присутствовала на всех заседаниях Государственного совета, происходивших в ее покоях, и лишь изредка выезжала в Сен-Сир.

Все годы, проведенные Мадам де Ментенон в Версале, она прожила в тех же самых четырех комнатах и упорно противодействовала всем усилиям короля разместить ее более роскошным образом. Правда, ему удалось уговорить ее увеличить гостиную, этим все изменения и ограничились. Прихожая была выдержана в зеленых тонах, все прочие комнаты – в красных либо малиновых. Обивка стен и занавеси менялись дважды в год: зимой это был бархат, летом – дамаст либо шелк. Мебель довольно буржуазного вида, частично была обита тканью с вышивкой мельчайшим крестом, изобретенной воспитательницами Сен-Сира. В этих покоях стареющая пара проводила все больше и больше времени вместе. Мадам де Ментенон сократила до минимума посещения своего детища, Сен-Сира. Людовик уже не мог обходиться без своей тайной супруги, и если она и не оказывала влияния непосредственно на политические дела, тем не менее король всегда нуждался в ее взвешенном мнении, уважительно называя свою верную спутницу «Ваша основательность». Он уже никак не может обходиться без нее. По собственным воспоминаниям Мадам де Ментенон, она как-то сказала Людовику:

– На самом деле, государь, я боюсь прожить сто лет.

На это король ответил ей:

– Сие было бы величайшим счастьем, которое постигло бы меня.

К этому времени мир земной покинули почти все приятельницы Мадам де Ментенон, с которыми судьба свела ее в начале карьеры при дворе. Очень тяжело пережила она в 1703 году кончину своего беспутного брата Шарля. Его жена в конце концов отсудила себе право на раздельное проживание и оставила мужа, который вел самый предосудительный образ жизни: сожительствовал с проститутками, беспробудно пил, проигрывал в карты огромные деньги и не брезговал заниматься мошенническими делишками, предоставляя сестре расхлебывать их печальные последствия.

Мадам де Ментенон хотела сделать Версаль не только царством этикета, но и нравственным центром. При дворе постепенно воцаряется скука – изгоняются наиболее острые комедии Мольера, вместо оперных спектаклей звучит религиозная музыка. Мало-помалу становится более скромной, более приглушенных цветов одежда и упрощаются женские прически. Многочисленную молодежь королевской семьи стесняют оковы придворного этикета, они предпочитают проживать в своих дворцах и посещать модные салоны Парижа, куда уже начинает проникать вирус вольнодумства, порожденный бурями Реформации. Принцесса Пфальцская, жена Филиппа Орлеанского, вину за бегство молодежи и уныние в Версале возлагает на ненавистную Мадам де Ментенон, приписывая ей все мыслимые грехи.

В августе 1615 года здоровье короля окончательно сдает. Он уже давным-давно отказался от верховой езды, отправляясь посмотреть охоту в легком экипаже, которым управлял лично. В конце концов, ему пришлось пересесть в некоторое подобие кресла-каталки. То, что по мнению врачей было ишиасом, оказалось первыми проявлениями гангрены – последствием сахарного диабета, о котором тогда знать не знали и лечить сию хворь не умели. К нему присовокупились перенесенные в различное время оспа, гонорея, брюшной тиф, корь, а также недавние карбункулы, мигрени, желудочные приступы, камни, повторяющиеся простуды, ринофарингит, солитер, болотная лихорадка от укусов версальских комаров, подагра, почечные колики, а также бесчисленные укусы клопов, которыми кишели пуховики и матрасы Версаля. Насекомых были полны и роскошные королевские парики. Состояние Людовика быстро ухудшалось. Страдавшая ревматизмом, непрекращающимися простудами и лихорадками (вот оно, воздействие гнилого климата Версаля!) Мадам де Ментенон держалась стоически. Король прекрасно осознавал, что покидает этот мир, и начал прощаться с близкими.