Александр Бушков - Русский Шерлок Холмс [История русской полиции] [litres]

Столичная полиция во главе со своим начальником знала о готовящемся перевороте задолго: что готовится, кто готовит. И Болотов, и его сослуживцы как раз и сидели на агентурных донесениях, попадавших, естественно, всей кипой и к Корфу. Конспирация у заговорщиков была поставлена из рук вон скверно, о чем упоминают многочисленные свидетели, так что и рядовые гвардейцы по пьянке наболтали по кабакам достаточно. Кстати, барон Корф был в большой милости у Петра.

Человек решительный и энергичный, нет сомнений, усмотрел бы в происходящем нешуточную возможность отличиться, вовремя разоблачив заговор и приняв все меры к его подавлению. Тем более что шансы на успех имелись изрядные. Далеко не все придворные сановники были сторонниками Екатерины. Не так уж и далеко, в Прибалтике, стояла армия генерала Румянцева – восемьдесят тысяч штыков, как на подбор, обстрелянные на Семилетней войне солдаты.

Однако Корф, по характеристике Болотова, был в первую очередь «хитрым придворным человеком». И, заранее зная о заговоре почти всё, откровенно принялся устраивать свою собственную судьбу. Постарался отдалиться от Петра, насколько было возможно, при любом удобном случае маячить возле Катерины, чтобы «ей всем, чем мог только, прислуживаться и подольщаться».

Какой поп – таков и приход. Офицеры Корфа, и Болотов в том числе, практически забросили служебные обязанности и дни напролет вели долгие унылые беседы: как бы ухитриться, чтобы остаться в стороне от всего этого и не угодить под замок, когда переворот все же грянет? Какая уж тут работа… Вдобавок к Болотову стал откровенно липнуть один из главарей заговора Григорий Орлов, явно пытаясь «привлечь в ряды», чтобы иметь своего человека в столичной полиции.

Сам Болотов ухитрился соскочить, пользуясь «Манифестом о вольности дворянской», по которому офицер в мирное время мог подавать в отставку. Форменным образом не вылезал из Военной коллегии, напряг все связи, какие только были, и получил-таки драгоценное отпускное свидетельство (или, как тогда говорили, «абшид»). Он так торопился оказаться подальше от нешуточных жизненных сложностей, что, как сам вспоминает, из Военной коллегии к себе на квартиру бежал бегом. Прыгнул в возок, велел кучеру гнать что есть мочи и вихрем умчался из Петербурга за шесть дней до переворота…

Одним словом, переворот прошел удачно еще и оттого, что полиция бездействовала, начиная с руководства и кончая подчиненными. Самое занятное, что заговорщики оказались вынуждены выступить гораздо раньше, чем планировали. Выступление едва не сорвал не полицейский, а обычный гвардейский офицер, в заговор не посвященный вовсе. К нему подошел один из солдат его полка и прямо-таки с детской наивностью поинтересовался: ваше благородие, когда ж двинемся дурачка Петрушку свергать? Все разговоры, разговоры, когда ж за дело? Любопытный штришок к пониманию тогдашней ситуации: бравый рядовой даже не подозревал, что кто-то в полку может находиться вне заговора – таковы уж были настроения в гвардии…

Доля грустного юмора в том, что офицер как раз был преданным сторонником Петра. И владеть собой явно умел. Нисколечко не проявив удивления, он втянул солдата в разговор и с самым непринужденным видом поинтересовался: это кто ж тебе, рядовому, проболтался насчет нашего заговора? Рядовой столь же бесхитростно ответил: ну как же, капитан Пассек (и в самом деле один из видных заговорщиков). Дескать, не сомневайтесь, ваше благородие, мы люди не сиволапые, кое-что понимаем, да и знаем немало…

Уболтав «собрата по заговору», офицер тут же помчался куда следует. Тут уж, хочешь не хочешь, пришлось реагировать. Капитана Пассека сграбастали под арест, о чем заговорщики узнали очень быстро и, зная тогдашние методы «активного следствия», не на шутку испугались, что Пассек выдаст все и всех. Крепко сомневались, должно быть, в его стойкости. И моментально стали действовать, получилась чистейшей воды импровизация, но, как мы знаем из истории, закончившаяся успехом…

Впрочем, это уже политика, а у нас разговор идет о чисто полицейских делах…

Неизвестно, учитывала ли Екатерина печальный опыт свергнутого супруга, в критический момент оказавшегося без толковой спецслужбы (как бы там ни было, Тайную канцелярию она очень быстро восстановила, изменив, правда, название на Тайную экспедицию, но задачи конторы остались прежними – тайный политический сыск).