– Нет, я считаю, это не искусство! – так же неторопливо подытожил Николай. То, что он улыбался, было Олегу неприятно, но только слегка – ведь это был всего лишь Николай, и Олег погрузился в рассматривание журналов, не слушая, о чем говорят рядом.
Гладкие страницы бликовали от света солнца, проникавшего сквозь мутное и «веснушчатое» от мушиных следов оконное стекло. Олег отодвинулся в тень. На одной из страниц он увидел заголовок, от которого его сердце забилось чаще… Cтраница выскользнула из-под пальцев, Олег нетерпеливо залистал, возвращаясь к ней. Сложные узоры на одной репродукции; голый человек, руками выжимающий себя, как белье после стирки – на другой; портрет, весь пронизанный тонюсенькими разноцветными линиями-ниточками на третьей. Автор – пациент психиатрической клиники. «Хм… Может, Филонов тоже душевнобольной?» – подумал Олег, потому что увиденное очень было похоже на работы этого художника. Но автор напечатанных репродукций, в отличие от Филонова, был никому неизвестен. «Почему так? В чем разница-то?» – нахмурился Олег. Он все же нашел в тексте фамилию автора, но через минуту забыл и ее, и название клиники, в которой тот находился.
– Ладно, эт-само… Олег!.. – подойдя, сказал Петрович. – Ты бы шел… – просящим, но не выгоняющим тоном произнес он. Олег понял, что Петрович и Николай собираются выпить, но боятся, что в мастерскую заглянет кто-нибудь из начальства и подумают, что здесь еще и малолетку спаивают.
– Ладно, пойду я! – поднялся Олег. – Я возьму журналы?..
«Почему так?» – по дороге домой думал Олег, вспоминая Филонова и увиденное в журнале. Дома он уселся перед телевизором. Отец возился на кухне. Поглядев немного на экран, Олег встал. Он походил по комнате и подошел к кухонной двери.
– Ты чего? – обернулся отец – в переднике, с тряпкой в руках.
– Пап… Как ты думаешь, что такое настоящее искусство? – стесняясь вопроса, спросил Олег.
– Настоящее искусство – это такое, которое нужно людям, – отвернулся отец, бросая тряпку на стол.
– Как понять – нужно? – если бы Олег не стеснялся, он сказал бы «что значит» вместо «как понять».
– Нужно – значит, нравится. Пусти-ка… – отец потеснил сына, направляясь в ванную.
«Нравится… Ну вот Николаюта картинане понравилась. А мне понравилась!..» – уйдя в спальню, думал Олег. Он представил, что могла бы сказать сестра, увидев ту картину. Или Петька. Их реакции были бы своеобразнее и сложнее, чем просто «нравится – не нравится». Особенно у Петьки. «Каким людям должно нравиться искусство?.. Нет, наверное, «нравится» – неточный… критерий», – по привычке с некоторым трудом, но все же «выговорил» Олег «умное» слово – в мыслях-то его можно было не стесняться. «А какой все-таки точный?» – он хотел опять пойти спросить у отца, но передумал – ведь отец уже дал ему ответ своим окончательно-уверенным тоном. Но после этого ответа у Олега снова возник вопрос, хотя отец уже дал ответ. Хм… Почему отец не может, как раньше, давать такие ответы, чтобы после них уже больше не возникали вопросы?
Олег почувствовал себя странно – как будто он шел по дороге, а она вывела на обрыв и, сделав еще шаг, можно было полететь в пустоту. Что – ему самому, что ли, придется искать ответ?
В туалете было тесно; не рассеиваясь, слоисто висел табачный дым. Олег, всегда чувствовавший некоторую скованность в местах скопления людей, посмотрел по сторонам, ища место поспокойнее. В самом спокойном месте, в углу около подоконника, Олег увидел невысокого толстячка немного странного вида. Во-первых, он выглядел гораздо старше других студентов, лет на тридцать с лишком. Во-вторых, из под его распахнутого пиджака выглядывал какой-то небуднично-нарядный, змеисто-узорчатый жилет. «Похож на автора «Аэлиты»», – подумал Олег и подошел к нему:
– Спичек не будет?
Толстячок блеснул очками на Олега, хлопнул себя по карманам, полез во внутренний. Не найдя спичек, протянул горящую сигарету. Олег приставил кончик своей сигареты к огоньку и подкурил.
– Мм!.. Спасибо… – кивнул он, слезно жмурясь от дыма, полезшего в глаза.
– А вы-ы… с какого отделения? – глуховатым, но довольно приятным голосом вежливо спросил толстячок.
– С музыкального… с первого курса.
– Антон! – толстячок протянул ладонь. Они пожали друг другу руки. Антон, с присвистом выпуская струю дыма изо рта, артистично-преувеличенно закинул назад голову, покрытую редкими светлыми волосами. Вообще, во всех его движениях ощущалась некоторая неестественность, как будто он играл роль на сцене. Этим он обращал на себя внимание, и Олегу было интересно наблюдать за его «игрой».
Читать дальше