Владимир Малик - Шёлковый шнурок

— Гяур! Собака! Смерть для него — не самое тяжкое наказание!

— Истинно так, славный повелитель трех континентов… Я велел схватить негодяя. Прикажешь повесить?

Султан задумался.

— Повесить?.. Гм… это проще всего… Но для чего торопиться? Нет, лучше спровадь его в подземный каземат Еди Куле! — И, немного помолчав, спросил: — А кто же теперь будет править Украиной?

Кара-Мустафа хитро прищурился.

— Мы сделали ход конём… как в шахматах, мой повелитель…

— Что именно?

— Я приказал правителю Афлака [21]купить у нас этот обширный и благодатный край, и ему не осталось ничего иного, как открыть свои сундуки, которые трещат от золота. Мы получим немалые деньги и покроем значительную часть затрат на предстоящую войну…

— Ты это ловко придумал… Ха-ха-ха! Так вытрясти карманы старого афлакского скупердяя! Ха-ха-ха! — хохотал султан. — И как это пришло тебе в голову?

— Когда государственная казна пустеет, то поневоле становишься ловким и хитрым, как сам шайтан.

— Ну, и что же он? Долго сопротивлялся?

— Представь себе, яснейший, — нет… Видимо, польстился на безграничные просторы Правобережной Украины… Сразу же велел перенести резиденцию тамошнего правителя из Немирова в Печеру, что в Брацлавском полку [22], а в Чигирин назначил полковником какого-то казака Гримашевского…

— Ладно, пускай хозяйничает… Но дай ему понять, что джизье [23]в Валахии теперь увеличится вдвое… И чтобы платил исправно! Кроме того, к весне пусть выставит десять тысяч конных воинов с обозом и приведёт их под Белград!

— Мой повелитель мудро решил, — склонился в поклоне Кара-Мустафа. — Правитель Афлака выполнит этот приказ, я позабочусь об этом.

— У тебя все?

— Все, мой повелитель. Позволь удалиться?

— Иди!

Кара-Мустафа ещё раз поклонился и попятился к дверям: придворный этикет не позволял подданным падишаха поворачиваться к нему спиной. Но когда он протянул руку назад, чтобы открыть дверь, султан остановил его:

— Подожди, Мустафа!

Великий визирь поклонился.

— Подойди сюда! — приказал Магомет и, когда Кара-Мустафа вновь приблизился к нему, спросил, пристально глядя ему в глаза: — До меня дошли слухи, что в твоём гареме зацвела «райская роза»… Правда ли это?

— Что мой повелитель имеет в виду?

— Ну как же! Говорят, такой красавицы и в султанском гареме нет!

Кара-Мустафе стоило больших усилий скрыть охватившее его волнение. Он сразу понял, о какой красавице спрашивает султан.

— Злые языки преувеличивают, мой богоданный повелитель, — сказал Кара-Мустафа. — Действительно, в моем гареме есть несколько новых… но чтобы они сравнились с красавицами султанского гарема! Не верится мне… Нет, не могу догадаться, о которой из них идёт речь. — И он смело посмотрел на султана.

— Ту пленницу привезли тебе из Камениче [24].

«Он-таки знает все, — пронеслось в голове Кара-Мустафы. — Интересно, кто это из моих людей соглядатай султана? Дознаюсь, выжгу глаза собаке и вырву язык!»

Вслух же он произнёс:

— А-а, теперь мне все ясно… Такая девушка есть! Хорошенькая. Тебя, мой повелитель, не обманули, когда описывали её прелесть… И все же среди роз султанского гарема она оказалась бы обыкновенным полевым цветком.

— Так это чудесно! — воскликнул Магомет. — Розы колючи и, несмотря на свою красоту, быстро надоедают. Менее яркие полевые цветы порой милее нашему сердцу… Не так ли?

Кара-Мустафа прекрасно понимал, к чему клонит султан, и не посмел на этот раз возражать. Хотя Магомет говорил, как казалось, милостиво и доброжелательно и ничего прямо не требовал, за внешней его мягкостью скрывалась мстительная и завистливая натура — из-за одного неосторожно сказанного слова султан мог вспыхнуть в любую минуту. А сейчас, накануне похода на Австрию, на который великий визирь возлагал такие большие и честолюбивые надежды, он опасался осложнить своё положение. Поэтому смиренно поклонился и, подавляя досаду, с приветливой улыбкой сказал:

— Бесспорно так, хранитель мудрости пророка! Настанет время — и этот скромный полевой цветок расцветёт пышно, как драгоценнейшая роза. Тогда рука преданного слуги преподнесёт его тебе во всей непорочной красе! Думаю, это будет лучшим подарком моему повелителю в тот день, когда презренные, обуреваемые гордыней гяуры падут под ударами сабель непобедимых воинов нашего грозного хондкара [25], величайшего завоевателя всех времен!

Лицо султана прояснилось: он любил лесть.