Александр Дюма - Мадам Лафарг

Но и Мария Лафарг могла оказаться ни в чем не повинной, пав жертвой стечения обстоятельств и лживых свидетельств. Семья, в которой она родилась, воспитание и примеры, полученные в доме, где она выросла, таланты, данные ей от природы, возвышенный развитой ум, обаяние, перед которым не мог устоять никто, – разве всего этого недостаточно, чтобы красноречиво свидетельствовать в ее пользу и отвести унизительные обвинения?

Подобные споры слышались со всех сторон – спорили в здании суда, спорили во дворе, куда вершители правосудия, с их утонченным чувством справедливости, допустили простой народ, и он толковал об этом громком процессе, возможно, примитивнее и обыденнее, нежели состоятельные господа, купившие билеты в зал заседаний, но не менее заинтересованно».

Тридцать лет спустя в «Большом энциклопедическом словаре XIX века» Пьера Ларусса мадам Лафарг будет посвящено пять колонок по той причине, что «этот процесс словно создан во имя того, чтобы разжигать интерес публики множеством загадок, с одной стороны, и с другой – симпатией, которую вызывала обвиняемая. Вся Франция приняла участие в ожесточенном споре, и отзвук этого спора прокатился по всей Европе. Общество разделилось на два лагеря – лафаргисты и анти-лафаргисты (сам Ларусс безоговорочно принадлежит к лагерю лафаргистов). Приверженцы и противники не уступали друг другу в страстности и приводили аргументы равной весомости как в пользу обвиняемой, так и против нее. На время процесса публика охладела даже к политике (в частности, к волновавшим Париж выступлениям рабочих, требовавших повысить мизерные зарплаты) – газеты читались только ради вестей из Тюля».

После того, как был вынесен приговор, мадам Лафарг должны были перевезти из одной тюрьмы в другую, из города Тюля в Монпелье, но время ее переезда постарались скрыть «из-за слишком пристрастного любопытства и слишком горячих симпатий». Однако по дороге она все-таки пожинала плоды своей досадно печальной известности: в Аржантаке ее пытались разглядеть зеваки, столпившиеся вокруг кареты, в бедной деревушке, затерянной в горах, ей пропели недавно сочиненную в Легландье заплачку.

«Заплачка сродни новогодним колядкам, исполненная простодушной выразительности, свойственной оверньскому диалекту, звучала тягуче и монотонно, как звучат вообще все старинные народные песни. Поэзия их груба и дика, но благодаря этой грубости кошмар пережитых страданий особенно тяжело ложится на сердце» [2].

Владельцы книжных магазинов во всех странах, вплоть до отдаленного Алжира, выставляли в витринах «карандашную клевету», по выражению самой Марии Лафарг, – гравированные портреты нашей героини. Но издательская деятельность не ограничилась портретами, как только был вынесен приговор, типографии заработали. «Французская библиография» называет три мгновенно изданных анонимных памфлета: «О приговоре г-жи Лафарг», Дезесар, 1840; «История Марии Каппель, вдовы Лафарг», склад книг в Монтрё, 1840; «Доказательство невиновности Марии Каппель, вдовы Лафарг», Ж. Лэнэ, 1840. В дальнейшем появлялись все новые и новые произведения, поддерживая жар нескончаемой полемики [3]«Г-жа Лафарг, похитительница бриллиантов». Париж, Плон-Нури, 1914 (Великие процессы прошлого); Жюль Марше, председатель апелляционного суда в Орлеане, «Преступница из высшего света. Г-жа Лафарг», с двумя гравюрами, неизданными документами, Париж, изд. Радо; Пьер Бушарден «Дело Лафарг», Париж, Альбен Мишель, 1924; Марсель Тинэр «Замок в Лимузене», Париж, Фламмарион, 1934; Ги де Пасийе «Мадам Лафарг» П. Эмиль-Поль, 1934; Клод Липранди «В гуще красного: дело Лафарг и Красное и Черное, Лозанна, изд. Гранд Шен, 1961; Паскаль Шадене „Замужество с мышьяком, или Дело Лафарг“, Монако, изд. Дю Роше, 1985; Лаура Адлер „Любовь с мышьяком“, Париж, Деноэль, 1986; Фредерек Дюбур „Дело Лафарг или Смерть без мышьяка“, Лимож, Л. Суни, 1990; Люсьен Рамплон, „Свадьба с мышьяком“, Тулуза, Газетт дю Миди, 1998; Жерар Робэн, „Дело Лафарг“, Париж, Де Бекки, 1990; Жиль Кастровьехо „Мария Лафарг. Отравительница или писательница?“, Ним, Лакур, 2002.

Между тем преступление, приписываемое Марии Каппель, в замужестве Лафарг, относилось к вполне заурядным. Каких особенных ухищрений требует отравление мужа женой? В возможностях подобного рода нет недостатка, не так ли? Но нам придется в нескольких словах напомнить суть дела, которое разбиралось на судебном процессе. В свое время оно было настолько известным, что Дюма ссылается лишь на различные эпизоды, не сомневаясь, что читатель помнит главное.