Поль Феваль - Башня преступления

Он высунул голову в окно и его взгляд невольно упал на трехэтажный дом, прилегавший к стене сада Префектуры и фасад которого выходил на набережную Орфевр. Было уже совсем темно. На втором этаже горел фонарь, освещавший балкон. У балконного окна, со стороны комнаты, виднелся силуэт молодой женщины. Казалось, что она пристально смотрит на набережную за оградой сада.

– Изоль! – еще раз сказал Поль Лабр.

И в той печали, с которой он произнес это имя, трепетно звучала его огромная любовь, выстраданная в одиночестве!

Если бы вы видели этот женский силуэт, то без сомнения восхитились бы красотой юной особы. У нее была поза тех грациозных, независимых и уверенных в себе женщин, что вправе вызывать восхищение. В игре бликов света угадывались контуры ее прически и необычная элегантность ее тонкой талии; она или ждала кого-то, или предавалась мечтаниям. Иногда она прислонялась к стеклу, видимо, чтобы охладить свой пылающий лоб.

Теперь вся душа Поля отражалась в его взоре. Он уже и не помнил, что отвлекло его от письма.

Неожиданно юная красавица вздрогнула и обернулась, радостно бросилась вперед, с огромной нежностью раскрыв свои объятия.

Сердце Поля готово было вырваться из груди, так сильно оно стучало. Ему показалось, что за гардинами появилась тень мужчины.

Больше он ничего не увидел. В салоне второго этажа погас свет, и до этого прозрачная кисея гардин стала непроницаемой для его взгляда.

Но мужчина появился тут же на балконе третьего этажа. Он зажег сигарету и вернулся в дом.

Красный шарф больше не развевался на решетке балкона.

Поль смотрел на происходящее, как во сне.

В нескольких сантиметрах от его уха, внутри башни, раздался такой сильный удар, что увесистый кусок штукатурки свалился в сад Префектуры.

Поль не обратил на это никакого внимания, потому что взгляд его был по-прежнему прикован к дому, куда стремилась его душа.

По-видимому, это был последний удар. Внутри башни воцарилась тишина.

– Ну где же вы! Месье Поль! – крикнула еще раз мадам Суда, встав из-за стола, чтоб постучать в перегородку. – Все господа уже пришли, только вас нет. Приходите хоть поболтать, если вы не желаете ужинать. Это отдалит вас от ваших мрачных мыслей.

Месье Поль не ответил, и мадам Сула вернулась на свое место.

Без нее за столом сидело шесть человек: все инспектора полиции, все люди скромные, уравновешенные. Только месье Мегень был исключением. Правда, он был человеком уравновешенным, как и остальные, но вот со скромностью дело обстояло иначе. У месье Мегеня она просто отсутствовала.

Никто из господ, столовавшихся у мадам Сула, кроме Мегеня, не помышлял о высотах полицейской карьеры. Он, бесспорно, оказался самой яркой личностью в этом мрачном сообществе. И это обстоятельство пробуждало к нему ревностное чувство зависти. Тереза Сула не могла открыто восхищаться им, чтобы не провоцировать недовольство у остальных гостей.

Месье Бадуа отличался усердием и целеустремленностью, месье Шопан был приверженцем традиций, месье Марти постоянно угрожал начальству. Мегень же, представитель новых веяний, был прежде всего увлечен женщинами.

По воскресеньям, когда он надевал свою шикарную шляпу и завязывал по моде свой пышный галстук, многие в Бельвиле и Менильмонтане принимали его за актера из театра Бомарше. По выходным он блистал в своем длинном сюртуке, по-военному убранному в талии. У него была трость и шелковые перчатки. На танцевальных вечерах в Дельта, Монтань-Франсез и в Иль-д'Амур он покорил немало женских сердец.

Как все южане, имеющие кое-какой достаток, высокий статный месье Мегень отличался большой самоуверенностью и самодовольством. Его нельзя было назвать красивым, но он был всегда энергичен, за словом в карман не лез и говорил с типичным южным акцентом. Одним словом, месье Мегень был отличным инспектором полиции.

Шопан не любил его, но считался с ним.

Застолье господ полицейских у мадам Сула проходило всегда тихо, достойно, никто не повышал голоса. Нужно сказать, что отношения между завсегдатаями отличались подчеркнутой вежливостью. И это не случайно, поскольку наше общество зачастую не проявляет уважения к полицейским. И вполне естественно их постоянное стремление обрести его уважение.

Но несмотря ни на что, наперекор всем лишениям, всем унижениям и невзгодам полицейские всегда держат свою марку.

Довольно часто в поношенные сюртуки этих изгоев облачаются неудачники, которым явно не везло в рулетку нашей повседневной жизни. А те, кто еще держатся на плаву и не все проиграли в жизни, приписывают себе вымышленные неудачи и поражения.