Поль Феваль - Королевские бастарды

Клеман Ле-Маншо, растерзавший врага, словно тигр, отправился в свое логово отдыхать.

Нам осталось сказать, что другие главари банды – графиня Маргарита, Самюэль, Комейроль и добрейший Жафрэ – посетили той же ночью дом доктора Ленуара на улице Бонди, надолго задержавшись в комнатах первого этажа, а затем побывали у таинственного доктора Мора, который на протяжении всей этой истории не привлекал к себе нашего внимания. Кадэ-Любимчик не сомневался, что господин Мора и есть полковник Боццо, бывший Хозяин сообщества Черных Мантий, погребенный на кладбище Пер-Лашез вот уже несколько лет назад.

Но все это не имеет никакого отношения к банде Кадэ.

Банда Кадэ погибла вместе со своим предводителем в ту же самую ночь.

А события на улице Бонди – пролог совершенно иной драмы, никак не связанной с шайкой маркиза.

Если же вы хотите увидеть развязку нашей теперешней истории, то нам нужно поспешить в особняк де Сузей, в тот самый будуар, где сидели недавно обе дамы де Клар, Маргарита и Анжела, и где между ними состоялся знаменательный разговор.

Развязка наступила в тот момент, когда полицейские обшаривали сад в поисках убийцы, а Ле-Маншо волок свой груз по мерзлой земле и еще не открыл «монсеньором» маленькой дверцы. События, которые, возможно, развиваются на этих страницах не так уж быстро, на самом деле разворачивались молниеносно. Часы тогда еще не пробили и девяти.

Доктор Абель склонился в будуаре над молодым человеком, лежавшим на полу, и понял, что это – девушка.

Клотильду перевернули, и она лежала теперь на ковре лицом вверх. Она была так плоха, что доктор запретил переносить ее на кровать.

Лиретта и принц Жорж стояли возле девушки на коленях.

Комиссар полиции составлял протокол в спальне госпожи герцогини; дверь, соединявшая эту комнату с будуаром, была открыта настежь. Через вторую дверь, которая вела в коридор, в спальню вошел Альберт, поддерживаемый с одной стороны матерью, а с другой – стариком Тарденуа.

Приход полиции разбудил юношу. Он сам поднялся с постели и развязал Анжелу, к которой уже вернулось сознание.

О том, что творилось в особняке, Альберт мог судить лишь по бессвязным словам матери, которые вырывались у нее вместе с рыданиями. По существу, молодой человек ни о чем не догадывался, поскольку, когда он засыпал, в доме все было спокойно.

Однако сердце юноши сжималось в предчувствии чего-то ужасного.

Он не мог не догадываться о той тайной, глухой борьбе, в которую были вовлечены его близкие; он знал о ней и был, как мы помним, глубоко возмущен тем, что его брат не раз рисковал жизнью, отводя опасность от него, Альберта.

В общем, достаточно было двух-трех слов, чтобы ему все стало ясно.

Именно поэтому Анжела заранее испытывала муки ада.

Как раз в тот миг, когда мать и сын вошли в будуар, доктор сказал:

– Пульс еще есть, есть дыхание, но нет никакой надежды.

– Кто убит? – вскричал Альберт. – Мой брат? Мой брат погиб вместо меня?

Ответом ему было молчание.

Юноша почувствовал, что мать уже не поддерживает его; она сама едва стояла на ногах.

Свет лампы, с которой доктор снял абажур, упал на лицо Клотильды.

Альберт не узнал ее сразу, короткие волосы сделали ее лицо совсем детским, к тому же она была в мужском костюме.

Бледная, как мраморное изваяние, она была необыкновенно хороша.

Дерзкая улыбка, еще слегка кривившая ей губы, вызывала восхищение и острую жалость.

Альберт наклонился над девушкой, глаза его расширились, рот приоткрылся.

– Кажется, я схожу с ума, – простонал он. Потом он выдохнул имя Клотильды и забился в конвульсиях. Старый Тарденуа едва удерживал его.

– Абель! – закричала госпожа де Клар. – На помощь!

И поскольку доктор по-прежнему следил за пульсом несчастной девушки, добавила:

– Абель! Твой сын умирает!

– Она сейчас заговорит, – прошептал доктор, сосредоточенно наблюдая, как Клотильда приходит в себя.

Потом Ленуар поднялся, шагнул к Тарденуа и принял из его рук своего сына.

Герцогиня, едва живая, рухнула в кресло.

– Это она убила ее, да? – спросил Альберт, указывая на мать. – Так будь она проклята!

Доктор поцеловал юношу в лоб.

– Да простит тебе Бог эти слова и твою жестокость, – сказал Абель Ленуар. – Ты уходишь совсем юным, но ты уже очень много страдал. Не обвиняй свою мать, она виновата только в том, что слишком любила тебя.

В воцарившейся тишине раздался вдруг слабый голос.

– Не проклинайте свою мать, Альберт, она хотела пожертвовать ради вас жизнью, – произнес этот прерывающийся голосок.