Поль Феваль - Странствия Лагардера

Неподалеку отсюда, за северными вратами церкви Сен-Маг­луар, находилась другая группа людей. Исповедник принцессы де­ржался поближе к алтарю. Аврора, опустившись на колени, беззвучно молилась, напоминая собой те прекрасные статуи анге­лов, что обычно водружают в изголовье могил. Кокардас и Паспуаль с обнаженными шпагами в руках неподвижно застыли около дверей; Шаверни и донья Крус тихо разговаривали.

Дважды или трижды Кокардасу и Паспуалю почудились какие-то подозрительные шорохи. Оба обладали превосходным зрением, но ничего не смогли разглядеть, как ни всматривались в зарешеченное окно. Надгробная часовня полностью скрывала от них засаду. Свеча, горевшая на могиле последнего из герцо­гов Неверских, освещала внутренний свод часовни, но все ок­ружающие предметы утопали в еще более непроницаемой тьме.

Внезапно двое храбрецов, вздрогнув, насторожились; Шаверни и донья Крус умолкли, прислушиваясь.

– Мария, матерь Божья! – отчетливо произнесла Авро­ра. – Сжалься над ним!

Их привел в волнение непонятный, но очень близкий шум.

Шум же возник оттого, что в зарослях произошло общее движение. Пейроль, не сводя глаз с окна парадной залы, ско­мандовал:

– Внимание, господа!

Все отчетливо увидели, как трижды поднимается и опуска­ется факел.

По этому условному сигналу им надлежало взломать двери церкви.

Никаких сомнений не оставалось, и все же верные друзья принца на какое-то мгновение заколебались.

Они не верили, что сигнал будет дан. А увидев сигнал, не могли поверить, что им и в самом деле нужно исполнить обе­щанное.

Гонзага просто играл с ними. Гонзага хотел потуже затя­нуть наброшенную на них сеть.

И они приняли решение подчиниться именно потому, что это убеждение возобладало: они безраздельно уверовали в могу­щество принца как раз в момент его падения.

– В конце концов, – промолвил Навай, словно уговари­вая самого себя, – это всего лишь похищение.

– Лошади в двух шагах, – добавил Носе.

– Небольшая стычка, не больше, – подхватил Шуази, – обычное дело для дворянина…

– Вперед! – воскликнул Таранн. – Монсеньор сейчас будет здесь, до его прихода надо с этим покончить!

Как советовал им Гонзага, они разделились на два отряда. Первый состоял из Навая, Шуази и Ла Фара, причем послед­ние вооружились железными ломиками. Вторым командовал Пейроль; за ним шли Монтобер, Таранн, барон фон Бац, Лавалад и Носе, а замыкал шествие толстяк Ориоль.

При первых же ударах дверь церкви, неспособная выдер­жать штурм, поддалась.

Однако за ней обнаружилась вторая линия обороны – три обнаженные шпаги.

Ла Фар и Шуази тут же пожалели, что не присоединились ко второй группе.

В этот момент со стороны дворца донесся какой-то грохот, словно в густую толпу угодило пушечное ядро.

Только один удар шпаги достиг цели… Навай ранил Шаверни, который неосторожно выдвинулся вперед.

Молодой маркиз упал на одно колено, схватившись рукой за грудь.

Несмотря на дурное влияние, Навай не успел превратиться в окончательно испорченного человека. Узнав своего друга, он отпрянул, и шпага выпала у него из рук.

– Чего уж там! – вскричал Кокардас, ожидавший более сильного натиска и разочарованный отступлением врага. – Покажите-ка, на что вы способны! А мы с Амаблем сейчас продырявим вам шкуру!

Эта гасконская похвальба осталась без ответа, ибо нападав­шим было не до того: из глубины церкви донесся сдавленный крик, а затем топот убегающих ног, а впереди послышались стремительные шаги – и на крыльцо налетел вихрь.

Да это и был настоящий вихрь!

В мгновение ока сообщники принца Гонзага были отброше­ны.

Навай отступил вовремя. Шуази испустил предсмертный крик, а виконт де Ла Фар вытянул вперед обе руки, захрипел и повалился навзничь.

И все это совершил один человек с непокрытой головой и обнаженными руками, вооруженный только шпагой.

Однако, несмотря на всю свою стремительность и быстро­ту, с которой он прорвался через непреодолимое для других препятствие, пробив с разбега огромную толпу зевак, Лагардер опоздал.

Произошло следующее.

Толпа покорно расступилась перед роскошно одетым вельможей, и Гонзага сумел намного опередить шевалье, ибо того пытались схватить самые отчаянные из зрителей, предполагая, что осужденный пытается ускользнуть от расплаты.

Гонзага вошел на кладбище через брешь.

Было так темно, что он с трудом нашел дорогу к часовне.

Дойдя до маленькой двери, возле которой его должны были поджидать сообщники, он невольно бросил взор на сверкающие окна дворца. Парадная зала была все так же ярко освещена, но в ней не было ни души – на возвышении блистали золоченые кресла, в которых уже никто не сидел.