Жюль Верн - Священник в 1839 году

Выполнить требования заезжего проповедника не составило большого труда. Кто мог предположить, что первый день поста будет омрачен ужасной катастрофой? Думается, теперь этот священник будет очень страдать. Ведь пусть невольно, но все же он явился косвенной причиной происшедшего.

— О! Ради Бога, викарий! Простите, тысячу раз простите! Но тут я не могу с вами согласиться.

— Вероятно, кюре, вы неправильно меня поняли. Я ведь сказал — невольно, косвенно.

— И, тем не менее, это неверно. Так нельзя говорить ни при каких обстоятельствах.

— Но послушайте, кюре. Если бы проповедника вообще не существовало, или если бы, по крайней мере, он не проезжал бы через наш город, или, еще лучше, если б он, вернувшись, не поставил условие читать проповедь именно в старой церкви Святого Николая, всех этих несчастий, как вы понимаете, не было бы вовсе.

— Викарий, не помню где я прочел анекдот: один индус прогуливался как-то раз вместе с одним французом и говорит ему: «Я страшно зол. — Почему? — Потому, что я стал причиной смерти вашего короля Генриха Четвертого. [21] Генрих IV (1553–1610) — французский король с 1594 года. Убит из религиозных соображений. — Ах, ах! В самом деле? — Вот как все произошло: я гулял по дороге, раздумывая о своем. Как сейчас помню, пошел с правой ноги. Дорога была узкой, и вдруг я столкнулся с человеком. Если бы я пошел с левой ноги, то столкновения бы не произошло. Короче, он упал в воду и. утонул. Он был женат. Его жена, овдовев, вышла замуж за француза, а его сыном и был Равайяк. [22] Равайяк Франсуа (1578–1610) — религиозный фанатик, убийца Генриха IV. После пыток публично казнен. ».

— Ну и что? — не понял викарий.

— А то, что Равайяк убил Генриха Четвертого. Если бы индус не пошел в этот день с правой ноги, этого бы не случилось.

— Я не принимаю вашего сравнения, но и спорить не хочу. Вижу, вы не понимаете смысла моих слов.

— Вы удивляете меня, викарий!..

Такого рода дискуссии были излюбленным десертом двух господ. Предлог, в сущности, не важен. Главное — дружеская беседа. Бог знает, сколько бы еще продолжался этот спор, если бы не вошел слуга. Он принес газету, вручил ее хозяину и удалился молча, со скорбным лицом.

Кюре повертел газету в руках, развернул, перелистал, мельком пробежал что-то глазами, проверил, достаточно ли прочна бумага и выдержит ли она его табак.

— А! Вот и о вчерашней катастрофе: «Произошло ужасное событие… упал колокол… Ничего особенного… Полиция… (всюду эта полиция). Число жертв предполагают до 90 человек». Немного, если учесть, что журналисты обожают преувеличивать. Я думал, будет куда больше.

— Боже! Викарий, взгляните на эту заметку! «Отец Брюно прибыл вчера вечером в наш город. Он должен был сделать лишь краткую остановку… Тем не менее, проповедник выступит в соборе» и так далее.

— Это газета из Бордо от десятого марта. Сегодня тринадцатое. Если отец Брюно приехал в Бордо девятого вечером, то он никак не мог написать мне письмо из Ла Рошели, [23] Ла Рошель (Ларошель) — город и порт во Франции, в Бискайском заливе. датированное одиннадцатым марта!

— Вот видите, кюре, у меня были предчувствия, что здесь не все так просто, как может показаться на первый взгляд.

В эту минуту вошел один из викариев, служивших молебен по погибшим.

— Вы знаете о заметке?

— Конечно! Весь город шумит, — отвечал вновь прибывший. — Даже полиция заволновалась.

— Я должен все узнать. Пойду к королевскому прокурору. — Кюре взял свою шляпу и поспешно вышел.

— Подождем его возвращения, братья, это лучшее, что мы можем сделать. Не желаете ли продолжить беседу?

— С удовольствием, дорогой брат.

Оба оживленно зашептались, прерывая иногда свой слишком тихий разговор восклицаниями, смысл которых непосвященному был бы непонятен.

Выбравшись из церкви, Жюль, держа на руках все еще не пришедшую в сознание девушку, еле стоял на ногах. Какие-то добрые люди, приютили несчастных и оказали им первую помощь.

Как бы слаб и истерзан ни был сам Жюль, он все же скоро пришел в себя и мог ухаживать за бедняжкой, которая лежала на кровати, раскидав руки и почти не дыша. Причина ее испуга была совсем иной, нежели у обезумевшей толпы. Ее напугал тот неизвестный господин, кто ухватился за веревку колокола. Ни единая душа не ведала, чем он мог так испугать девушку: все слышали только, как она закричала. А мгновение спустя сотни людей уже были охвачены паникой и озабочены лишь одним — собственным спасением. Когда тут задумываться о том, что могло напугать какую-то девицу?