Юрий Корчевский: Пушечный наряд

Три недели я как проклятый изучал разговорный итальянский, понимая, что без языка не будет работы. Даже думать я заставлял себя на итальянском. Сначала было чрезвычайно тяжело, затем полегче. Со слугами в доме я старался говорить только по-итальянски, лишь иногда вставляя английское словечко и требуя его перевода. Конечно, за такой срок я не стал говорить хорошо, понимал уже все, но говорил с угадываемым чужеземным акцентом, приблизительно как кавказец, приехавший с юга торговать на Дорогомиловском рынке в Москве. Пока Винченцо не уехал по своим делам – а все корабельные походы длятся долго, я попросил его ввести меня в круг купцов, рекламируя как знаменитого врача.

– Не врача, – поправил Винченцо. – В Европе давно, уже лет сто, когда говорят про хирурга – то это те, кто оперирует, а врач лечит мазями, пилюлями, сушеными тараканами и прочим. Так как тебя представлять?

– Тогда хирургом. Я думаю, что врачей в Венеции полно, хирургов мало, а моего уровня нет и вовсе.

– Договорились. И еще – повесь красочную вывеску, чтобы каждый, кто умеет читать, – а это, в основном, люди дворянских фамилий или богатые, проезжая мимо твоего дома запоминал, что здесь живет хирург. Когда понадобится – сразу вспомнят.

И верно, из моего века я помнил, что реклама – двигатель торговли. Начал спрашивать слуг – где мне найти художника, нарисовать вывеску. С трудом, через знакомых, меня познакомили с живописцем. Жил он в подвале, жил бедновато, судя по обстановке. Сам был одет живописно, но одежда явно просила замены. Я представился:

– Кожин, хирург, пришел просить вас нарисовать мне вывеску.

– Рембрандт Харменс ван Рейн, свободный живописец из Голландии.

Я осмелел. Передо мной стоял один из величайших художников средневековья, его картины выставлялись в лучших и знатнейших музеях и галереях мира; картины, изредка попадавшие на аукционы Пола Кристи, стоили миллионы, а художник жил в подвале, в нищете. Как несправедлива жизнь!

– Так чего вы хотели?

– Написать вывеску, любезный.

Я рассказал, что должно быть изображено на вывеске, какая надпись.

– Да, понятно, синьор. К завтрашнему вечеру будет готово, и я сам принесу ее к вам. Скажите адрес.

Я назвал адрес. Художник помялся:

– Вывеска будет стоить один эскудо, деньги я хочу получить авансом. Надо купить краски.

В углу я заметил холст, накрытый тряпкой.

– А что там?

– Там две мои картины, одна уже закончена, вторая пока в работе.

– Можно посмотреть?

Художник откинул тряпицу. В темном подвале как будто засияло солнце. Это была одна из самых знаменитых картин художника – «Портрет Титуса», в типичных для Рембрандта золотисто-красных тонах.

Рядом стоял незаконченный натюрморт.

– Сколько стоит портрет?

– Зачем он вам, синьор? Мне его заказали, но не выкупили, теперь вот пылится в мастерской. Натюрморты еще как-то покупают, вот и пишу. А вы и вправду желаете купить? Я недорого отдам эту картину – всего три золотых дуката.

Я развязал кошелек, отсчитал пять золотых монет – три за портрет, две авансом за натюрморт.

– Устроит?

– Да, синьор. – Художник заулыбался. – Теперь я смогу рассчитаться с долгами и вернуться на родину, в Голландию.

Мы скрепили сделку рукопожатием; я снял портрет, сунул его под мышку. Рембрандт семенил рядом.

– Я знаю одного хорошего краснодеревщика, он делает хорошие рамы, не прислать ли его синьору?

Хм, ждать предложения. Я вышел на улицу, взглянул на портрет при солнечном свете – и подпись Рембрандта на месте. Художник клятвенно заверил, что как только закончит натюрморт, сам доставит его по известному ему уже адресу.

Придя домой, достал бутылку вина, налил в стаканчик и стал любоваться приобретением. Очень, очень ценное приобретение, великолепная картина.

Да это просто редкая удача – купить картину великого голландца. Ходят богатые снобы и не знают, мимо чего прошли. Повезло, несказанно повезло! Я допил бутылку, аккуратно пристроил портрет на стене. Теперь, просыпаясь, я буду первым делом видеть шедевр.

Сказать Винченцо, что ли? Оценит ли? Это не купил – перевез – продал. Быстрого обогащения не получится. Искусство не всегда сиюмоментно, иногда величие гения способны оценить только потомки, иногда далекие.

Ни завтра к вечеру, ни послезавтра вывески не было. Подождав еще день, пошел в мастерскую к художнику сам. Незаконченный натюрморт так и стол в углу, вывески в ближайших углах не наблюдалось тоже. Художник, не обращая внимания на мой приход, сосредоточенно писал на холсте.