Клара Моисеева - В древнем царстве Урарту

– Буду стараться – ты правду сказал, – ответил Таннау. – Ведь я твой внук, а тебя Аплай учил. Как же не быть мне искусным! – И мальчик с гордостью посмотрел на деда.

– Да ты и в самом деле молодец! – воскликнул Аблиукну. – Вот так Таннау! Был бы жив твой отец, похвалил бы тебя.

– А ты мне и дед и отец! – ответил радостно мальчик, снимая с ног деда потрепанные тростниковые сандалии. – Вот и вода здесь – я вымою твои ноги, – предложил он.

– Спасибо, мой друг, – вздохнул Аблиукну.

– Не будем печалиться, дедушка Аблиукну. Лучше поужинаем и сыграем на дудке Аплая. Хорошо сыграем, так, чтобы нам весело стало!

– На это я всегда согласен, – улыбнулся Аблиукну. – Я люблю песни молодости. Когда я слышу звуки свирели, забываю все горести, сразу молодею.

Разговаривая с дедом, быстрый и ловкий Таннау принес кувшин молока, сушеного винограда и свежих лепешек. Они поднялись на крышу дома и там, на мягкой войлочной циновке, под звездами, ужинали, прислушиваясь к вечерним голосам.

Вот звякнула колокольчиком корова в хлеву. Залаяла собака у соседа. Промчалась, цокая копытами, лошадь с запоздалым путником. И всем этим голосам неумолчно вторил ручей.

– Хорошо поет наш ручей! – заметил Аблиукну. – По вечерам его песня особенно звонка и приятна.

– Запоем вместе с ним под свирель, дедушка…

Но в это время где-то вдали запели девушки. Их чистые, звонкие голоса были так свежи и приятны… Аблиукну вытащил из рукава свою бронзовую дудку, и переливчатая свирель слилась с голосами девушек. Таннау запел вместе с ними, и дед заметил, что голос внука окреп и не уступал голосам девушек. На соседних крышах появились люди. Вечерняя прохлада и запахи душистого сена располагали к отдыху и покою, а что может украсить отдых лучше хорошей песни!

Аблиукну был польщен царским заказом, но в то же время очень взволнован. Его мучил страх, что птица, задуманная на ножнах кинжала, не получится такой, какой она должна быть. И вдруг старику пришла в голову прекрасная мысль: а нет ли такой заморской птицы в садах дворца? Кто-то из слуг рассказывал Аблиукну, что в царском дворце удивительный сад, а в том саду заморские птицы, каких никогда никто не видывал в Урарту.

– Хорошее я дело задумал, – сказал дед внуку, когда они проснулись на рассвете. – Не будем никаких птиц придумывать. Попросимся в царский сад и посмотрим там птиц заморских. Их и нарисуем на табличке. Тогда уж и работа будет хороша.

– И меня возьмешь с собой? – обрадовался Таннау и закружился вокруг деда в радостной пляске.

– Вместе пойдем, – согласился дед. – Надо ведь запомнить все краски, чтобы потом камнями разукрасить. А где мне, старому, все запомнить! Это уж твое дело, молодое!

Было еще рано, когда дед с внуком собрались в путь. До царского дворца надо было идти полдня. Как ни мудрили, а все же взяли с собой серого, чтобы мог дед на нем доехать, когда устанет.

– Да он у нас крепкий – двоих повезет! – утешал себя Аблиукну, собирая осла в дорогу.

– Что же я, злодей какой, чтобы мучить осла? – удивился Таннау. – Разве ты не заметил, что я никогда не сажусь позади тебя на сером?

– А я думал, что это от озорства, – улыбнулся Аблиукну. – Дед говорит – садись, а ты хочешь сделать наоборот. Так всегда делают внуки, когда малы и глупы. А если это от жалости к животному, то честь тебе и хвала. Доброе сердце вложил Халд в тело моего внука!

– А ты видел, когда он это сделал? – спросил Таннау, лукаво улыбаясь.

Аблиукну очень верил в могущество Халда. А Таннау, как ни старался, не мог понять, в чем сила этого бога. Он не столько верил ему, сколько боялся его мести и, чтобы умилостивить страшное божество, молился перед сном.

Захватив с собой сырую глиняную табличку и острую бронзовую палочку, дед и внук отправились во дворец.

Позади Таннау плелся на привязи серый ослик, помахивая хвостом. Серый не любил утруждать себя и предпочитал выходить на прогулку без поклажи. Таннау давно уже заметил эту слабость своего ослика и тайком от деда часто таскал на себе тяжести, а осла вел на привязи без поклажи.

Было ясное осеннее утро, такое солнечное и бодрое, что душа ликовала и радовалась, сама не зная чему. Впереди сверкала снежной вершиной святая гора Эритиа. Казалось, что она приблизилась к городу Тейшебаини, – так ясно были видны все складки на ее склонах, все вмятины на снежной шапке. Любуясь священной горой, Аблиукну вспомнил старинное сказание о том, как горные пастухи вот таким же ясным, солнечным утром увидели на вершине этой горы бога Халда в золотом венце из солнечных лучей.