Виталий Гладкий - Меч Вайу

Топот ног и крики во дворе прервали размышления вождя. Он встрепенулся в радостной надежде: «Неужели возвратился Абарис?» и быстрым шагом направился к выходу.

И в это время дверной проем заслонила фигура дружинника.

– Что случилось?

– Великий вождь! Сборщик податей и кузнец пришли на твой милостивый суд.

«Нашли время!» – гневно вскинулся вождь, но сразу же остыл: пока будет судить-рядить, время быстрее побежит, а там, глядишь, и Абарис сыщется.

– Ступай, сейчас выйду. И скажи, чтобы галдеть перестали! Словно стадо баранов…

Воин вышел. Вождь немного постоял, прислушиваясь к воцарившейся тишине, затем хлопнул в ладони. На зов в комнату бесшумно проскользнул оруженосец и, повинуясь знаку Марсагета, начал его одевать. Когда поверх безрукавки оруженосец затянул пояс с дедовским акинаком, надел на шею массивную золотую гривну и с поклоном протянул пурпурный гиматий [22] Гиматий – плащ из шерсти, часто украшенный вышивкой. , Марсагет приказал ему удалиться. Сам накинул плащ на плечи, застегнул фибулу [23] Фибула – пряжка для скрепления одежды, состоящая из иглы и скобы. , надел бронзовый шлем. Осмотрел себя – остался доволен. Взял в правую руку знак священной власти вождя племени – небольшой бронзовый топорик – клевец в виде лошадиной головы – и, нахмурив брови, шагнул за порог.

Во дворе стояли толстый сборщик податей, старейшины племени, чуть поодаль – воины и кучка бородатых ремесленников с почерневшими от копоти лицами. Дружинники подвели к Марсагету коня в роскошной сбруе; он взобрался на него при помощи слуг. Строго посмотрев на собравшихся, вождь остановил взгляд на сборщике податей и кивнул. Тот шагнул вперед, поклонился и застыл безмолвно, подобострастно глядя снизу вверх на Марсагета.

– Говори!

– Великий вождь! Твоею милостью назначенный на свой пост, я денно и нощно с превеликим усердием исполняю твою волю, забочусь о благополучии племени. Никто не может упрекнуть меня в своекорыстии…

Вождь, краем уха прислушиваясь к витиеватой речи сборщика податей, продолжал думать об Абарисе. Желанное успокоение так и не пришло к нему. Нетерпение и беспричинное раздражение вдруг властно заполнили душу. Поморщившись от слишком затянувшегося словоблудия сборщика податей, он резко прервал его:

– Изъясняйся короче!

Тот на мгновение растерялся, забормотал что-то невразумительное. Затем, кое-как собравшись с мыслями, продолжил:

– Пришел я сегодня к кузнецу Тимну – за ним долг числится еще с того года. А он мне бирку показывает – мол, все уже уплачено. Только я-то хорошо помню, что Тимн не вносил этой дани. И знак сам поставил на бирке, думал, что я забуду.

– Это неправда, великий вождь! – вперед выступил кряжистый кузнец в старом кожаном фартуке с дырками от прожогов.

– Как ты смеешь меня называть лжецом! Ты!..

– Замолчи! – прикрикнул на взбешенного сборщика податей вождь. – Подайте мне бирку.

Один из старейшин вручил вождю тоненькую каменную плитку; на ней красной краской были нарисованы пять квадратов – размер взимаемой дани. И внутри этих квадратов стояли белые крестики – знак того, что дань внесена.

– Говори, Тимн.

– Великий вождь! Я не умею говорить красиво, как сборщик податей. Пусть мои руки скажут за меня. Посмотри, о вождь, на его пояс! Этот акинак я отковал и золотом чеканным украсил рукоять и ножны. А за это он мне долг простил, своей рукой крестик на бирке начертал.

– Он лжет! За акинак я расплатился, у меня есть свидетели!

Марсагет, гневно сверкнув глазами, поднял вверх бронзовый топорик. Сборщик податей умолк, склонившись перед вождем.

– Мы тебя уже слушали! – повысил голос вождь. – Теперь слово старейшин.

Седобородый жилистый старик с желтыми рысьими глазами важно поклонился вождю, разгладил бороду.

– Старейшины внимательно выслушали обе стороны, – начал он. – Мы хорошо знаем и всеми уважаемого сборщика податей и кузнеца Тимна. Не верить им мы не можем. И все же, коль речь зашла о чести и достоинстве обоих, необходимо установить истину…

Старик прокашлялся и жестким скрипучим голосом закончил речь:

– Мы считаем, что и тот и другой должны принести клятву покровительнице очага вождя племени. Законы предков священны и непоколебимы. Они гласят: за ложь Великой Табити [24] Великая Табити – высшее женское божество у скифов, хранительница домашнего очага. клятвопреступник должен умереть.

Словно легкий ветерок пробежал среди напряженно застывших воинов и ремесленников. Даже некоторые старейшины, видимо не подготовленные к такому повороту событий, зашептались, заволновались. Побледнел сборщик податей, на лице у кузнеца Тимна под туго натянутой кожей забегали желваки. Вождь внимательно посмотрел на закаменевшего Тимна, затем перевел взгляд на сборщика податей и старейшин.