— К Тейлору, на улицу Бонди, — произнес я, полузакрыв глаза.
Кантийон воспользовался этим кратким обращением и спросил скороговоркой:
— Скажите, Шарль Нодье — это тот самый человек, что пишет книги?
— Вот именно. Но откуда, черт возьми, ты знаешь об этом?..
— Я прочел один его роман, когда еще служил у господина Эжена (он вздохнул). Там говорится о девушке, любовник которой угодил на гильотину.
— «Терезу Обер»?
— Да, да… Будь я знаком с этим господином, я дал бы ему замечательный сюжет для романа.
— Вот как?
— Удивляться тут нечему. Если бы я владел пером так же хорошо, как вожжами, я никому бы не уступил такого сюжета, сам бы написал роман.
— Ну так изложи мне этот сюжет.
Он взглянул на меня, прищурившись.
— Ну, вы — другое дело.
— Почему?
— Ведь вы-то не пишете книг?
— Нет, зато я пишу пьесы. И, быть может, твоя история послужит канвой для моей будущей драмы.
Он вторично взглянул на меня.
— «Два каторжника», случайно, не ваша пьеса?
— Нет, друг мой.
— А пьеса «Постоялый двор дез Адрэ»?
— Тоже не моя.
— Так для какого же театра вы пишете пьесы?
— До сих пор мои пьесы шли во Французском театре и в Одеоне.
Он скривил рот, и эта гримаса свидетельствовала о том, что я сильно упал в его глазах; затем, подумав немного и как бы примирившись с очевидностью, он проговорил:
— Ну что ж, я и во Французском театре бывал с господином Эженом и видел Тальма в «Сулле»: актер как две капли воды походил на императора. Это все-таки неплохая пьеса. А потом нам показывали пустяковину, в которой какой-то шельмец, одетый лакеем, смешил публику своими ужимками. Такой был забавник! И все же мне больше нравится «Постоялый двор дез Адрэ».
Возразить на это было нечего. Да и в ту пору я был сыт по горло литературными спорами.
— Так, значит, вы сочиняете трагедии? — спросил он, искоса взглянув на меня.
— Нет, мой друг.
— Так что же вы сочиняете?
— Драмы.
— Так вы романтик! На днях я возил в Академию какого-то академика, и он так и сяк честил романтиков. Сам он пишет трагедии. Фамилии его я не знаю. Он такой высокий, худой… Носит крест Почетного легиона, а кончик носа у него красный. Вы, верно, знаете его.
Я кивнул головой, что соответствовало слову «да».
— Ну а твоя история?
— Дело в том, что это грустная история. В ней гибнет человек!
Глубокое волнение, прозвучавшее в его словах, подстегнуло мое любопытство.
— Валяй рассказывай!
— Вам легко говорить валяй! Ну, а если я заплачу, и у меня все будет валиться из рук? Ведь я не смогу ехать дальше…
Я, в свою очередь, посмотрел на него.
— Видите ли, — заметил Кантийон, — я не всегда был извозчиком, о чем вы можете судить по моей ливрее (и он с готовностью показал мне остатки своих красных нашивок). Десять лет тому назад я служил у господина Эжена. Вы не знавали господина Эжена?
— Эжена? А как его фамилия?
— Гм, как его фамилия?.. Я никогда не слыхал, чтобы его называли по фамилии и ни разу не видел ни отца его, ни матери. Это был высокий молодой человек, такого же роста, как вы, и приблизительно вашего возраста. Сколько вам лет?
— Двадцать семь.
— Вот и ему было столько же. Он тоже брюнет, только посветлее, чем вы, кроме того, у вас негритянские волосы, а у него они были прямые. В общем, красивый малый, только почему-то он всегда ходил как в воду опущенный. Он получал десять тысяч ливров годового дохода и все-таки грустил. Я долгое время думал, что у него больной желудок. Итак, я поступил к нему в услужение. Ладно. Ни разу, обращаясь ко мне, он не повысил голоса. Только и слышу, бывало: «Кантийон, подай мне шляпу… Кантийон, заложи кабриолет… Кантийон, если придет Альфред де Линар, скажи, что меня нет дома». Надо вам признаться, он терпеть не мог Альфреда де Линара. Да и то сказать, этот тип был мерзавцем. Ну, пока ни слова об этом. Жил он в том же доме, что и мы, и надоел нам до осточертения: все время привязывался к нам. Однажды приходит он и спрашивает господина Эжена. Я отвечаю, что барина нет дома… И вдруг — бац! — тот кашлянул. Гость услыхал его. Ладно. Он тут же ушел, сказав мне: «Твой барин — невежа!» Я промолчал, сделал вид, будто ничего не слышал.
— Кстати, хозяин, у какого дома остановиться на улице Бонди?
— У номера шестьдесят четыре.
— Хорошо!.. Ба, да ведь мы уже приехали!
Тейлора не было дома — я вошел и тут же вернулся.
— Ну а дальше?
— Дальше? А, мой рассказ… Скажите прежде, куда поедем?
— На улицу Сен-Лазар, номер пятьдесят восемь.
Читать дальше