Густав Эмар: Флибустьеры

В живых остались только шестьдесят французов, остальные были увлечены вихрем или погребены под песком. Никакие поиски ни к чему не могли привести, песок покрыл их однообразным серым саваном.

Первым чувством, которое испытали оставшиеся в живых, был ужас, его сменило отчаяние, и тоща поднялись и стали неудержимо расти бесконечные вопли и стенания.

Граф, пораженный глубокой скорбью, с невыразимым сожалением глядел на этих несчастных.

Вдруг лицо его озарилось нервной улыбкой, он подошел к своей лошади, которая каким-то чудом уцелела, оседлал ее и, ласково потрепав рукой, стал напевать сквозь зубы одну из давних песенок, о которых он не вспоминал с тех пор, как покинул Париж.

Его товарищи, сохранившие еще долю рассудка, посмотрели на него с каким-то смутным беспокойством. Они сознавали, что, как ни были они несчастны, их капитан всегда представлял собой воплощение несокрушимой воли и ума, стоящего выше всех опасностей и несчастий. Две эти силы всегда оказывают сильное влияние на простых людей. В своем бедственном положении они жались к своему предводителю, как дети во время грозы жмутся к матери. Он утешал их, подавал им пример самоотречения и силы духа. Постоянно видя его бодрым, не терявшим надежды, хотя и задумчивым, могли ли они ожидать, что последнее, самое горькое несчастье наступит так быстро.

Оседлав лошадь, граф вскочил на нее и несколько минут понукал бедное животное, едва державшееся на дрожащих ногах.

— Храбрые товарищи! — вдруг закричал он. — Идите, идите ко мне! Выслушайте мой добрый совет, мое последнее слово, которое я дам вам прежде, чем расстаться.

Солдаты, качаясь от изнеможения, поднялись, кто как мог, и подошли к нему.

Граф окинул их довольным взглядом.

— Не правда ли, друзья мои, какая глупая штука — жизнь, — обратился он к ним и разразился диким смехом. — Ведь это какая-то несносная тяжелая цепь, которую приходится влачить. Сколько раз с тех пор, как мы попали в это бесконечное пекло, вам тайно приходила на ум мысль, которую я в настоящий момент решаюсь произнести во всеуслышание! И вот, признаюсь, пока у меня была надежда спасти вас, я крепился. Этой надежды больше нет. Так как с этого момента до жалкой кончины нам остается не более нескольких дней, даже, может быть, нескольких часов, то я предпочитаю покончить счеты с жизнью сейчас. Поверьте мне, последуйте моему примеру. Вперед, решайтесь, вы увидите, что я прав!

С этими словами он вынул из-за пояса пистолет.

В это время в толпе раздались крики.

— Что такое там еще случилось?

— Глядите, капитан, к нам идет, наконец, помощь, мы спасены! — закричал лейтенант Мартин Леру и, как привидение, вырос перед ним и схватил его за руки.

Граф, усмехнувшись, высвободился.

— Вы обезумели, мой бедный друг, — произнес он, глядя в ту сторону, куда указывал ему добрый лейтенант и где действительно виднелось быстро приближавшееся облако пыли. — К нам нельзя даже проникнуть, чтобы помочь, мы обречены на гибель в этой адской пустыне. Прощайте, все прощайте!

И он вновь поднял пистолет.

— Капитан! — с упреком закричал лейтенант. — Стойте, вы не имеете права убивать себя. Вы начальник и вы должны умереть последним, иначе вы трус!

Как ужаленный змеей, отпрыгнул граф, услышав упрек в трусости, и сделав движение, как бы готовясь кинуться на сержанта. Выражение его лица стало ужасным, не было сомнения, что он сошел с ума. Лейтенант невольно попятился назад.

Капитан воспользовался секундой замешательства, приложил дуло пистолета к правому виску и спустил курок. Раздался выстрел, и граф упал на песок с простреленной головой.

Оставшиеся в живых еще не успели выйти из оцепенения, в которое привело их самоубийство графа, по ужасу своему превзошедшее все, что они до сих пор перенесли, как облако пыли, которое они заметили, приблизилось, и все увидели, что это скачет отряд индейских всадников, среди которых находились двое или трое белых и одна женщина. Они мчались во весь опор по направлению к французам.

Убежденные, что это апачи, обнаружив противника, как коршуны падаль, спешат нанести последний удар, который даст им наконец давно желанное избавление от мук, французы даже и не пытались оказать ни малейшего сопротивления.

— О! Боже мой! — воскликнул один из подъехавших охотников, на всем скаку сдерживая сытого и бодрого коня и соскочив на землю как раз возле распростертых на земле французов. — Бедные люди!

Это были Весельчак, граф Луи и их друзья команчи.