Густав Эмар: Искатель следов

— Хорошо. — отвечал он. — Отец мой говорит хорошо. Койоты смелы, когда они целой стаей нападают на бизона. Мой отец много думал и понимает все последствия своего ответа… Он хочет войны?

— Нет, — перебил индейца губернатор, — сохрани меня Бог от этого; мне, напротив, очень хотелось бы миролюбиво покончить с этим делом, вождь, но честь запрещает мне согласиться на постыдные условия, которые вы нам предлагаете.

— Неужели честь продиктовала моему отцу этот ответ? — спросил иронически индеец. — Я не верю этому!.. Но мне не нужно знать, почему он поступает таким образом, и мне остается только уйти: здесь делать больше нечего… Но прежде чем сделать это, я хочу сообщить моему отцу одно известие о его друге, которого он, наверное, с нетерпением ждет.

— Что означают ваши слова, вождь?

— А вот что, — отвечал индеец. — Воины, которых ждет мой отец, рассеяны моими людьми, как листья, сорванные осенним ветром… Они не придут.

Ропот удивления, почти ужаса, пронесся по рядам офицеров.

Сашем отбросил назад длинный плащ из шкуры бизона, в который он так живописно драпировался, схватил окровавленный скальп, висевший на поясе, сорвал его и бросил к ногам генерала.

— Вот, — сказал он мрачным и зловещим голосом, — волосы человека, который командовал воинами моего отца! Узнает ли их вождь бледнолицых? Этот скальп я снял с черепа того, кто должен был прийти и кто теперь отправился в благословенные поля своего племени.

Трепет ужаса пробежал по рядам мексиканцев при виде брошенного на пол скальпа.

— Вождь! — спросил генерал дрожащим голосом. — Неужели это правда? Неужели вы сделали это?

— Да, я сделал это… — отвечал сашем. — Теперь прощайте! Я пойду к своим людям, которые ждут меня с нетерпением.

С этими словами команч гордо повернулся спиной к губернатору и сделал несколько шагов к выходу из залы.

— Подождите одну минуту, вождь! — крикнул ему генерал. — Мне кажется, что мы покончим с этим делом скорей, чем вы думаете.

Команч бросил на своего собеседника взгляд, который заставил того задрожать.

— Вот мое последнее слово, — сказал он. — Я хочу, чтобы оба пленника были освобождены.

— Они будут освобождены.

— Хорошо, но только без измены и предательства.

— Мы исполним свое обещание, — отвечал генерал, которому теперь уже и в голову не приходило обижаться на индейца за нанесенное ему оскорбление.

— Увидим. Если через час пленники не будут освобождены, то находящиеся у меня в плену бледнолицые будут безжалостно умерщвлены, а город предан разграблению. Я сказал.

Генерал поклонился в знак согласия, будучи не в силах произнести ни слова; вид скальпа отнял у него всякую охоту к дальнейшему сопротивлению.

Единорог вышел из залы, сел на лошадь и хладнокровно стал ждать исполнения данного ему обещания.

Офицеры окружили генерала Вентуру и настойчиво требовали, чтобы он сдержал данное индейцам слово.

Генерал решил воспользоваться счастливым для него моментом, чтобы снять с себя всякую ответственность и сделать вид, что действует так под давлением общественного мнения.

— Кабальеро, — сказал он, — вы видели этого человека и слышали его дерзкие угрозы. Неужели же мы не можем безнаказанно перенести такое издевательство над нами наглого дикаря? Неужели мы можем допустить оскорблять нас таким образом в самом городе жалкой горсти негодяев, не наказав их по заслугам? У нас есть ружья, кабальеро, пусть же лучше они перебьют всех нас, чем покроют позором честь испанцев, завещанную нам предками.

Эта горячая речь произвела именно то впечатление, на которое рассчитывал генерал, то есть она увеличила, если можно так выразиться, страх присутствовавших, и они все снова стали требовать исполнения условий, поставленных сашемом команчей.

Генерал только и ждал этого. Он составил протокол заседания, где говорилось об усилиях генерала заставить присутствовавших на совещании офицеров оказать сопротивление индейцам и о невозможности принудить их к этому; затем, когда этот документ был подписан всеми членами совета, генерал опустил его в карман.

— Раз вы этого так настойчиво требуете, — сказал он, — и категорически отказываетесь от всякой борьбы с индейцами, я, во избежание всяких недоразумений, сам отправлюсь в тюрьму и освобожу дона Мигеля Сарате и генерала Ибаньеса.

— Только делайте это поскорей, — отвечали ему офицеры.

Генерал, в душе весьма довольный тем, что ему так ловко удалось вывернуться из такого затруднительного положения, вышел из ратуши и, перейдя через площадь, направился к тюрьме, которая находилась на противоположной стороне.