Густав Эмар: Искатель следов

Но друзья охотника, несмотря на все свои усилия, не могли проглотить ни одного кусочка и принуждены были отказаться от еды.

Увидев, что дон Пабло и отец Серафим ничего не могут есть, охотник положил обратно в сумку оставшиеся съестные припасы, закурил индейскую трубку и приготовился слушать рассказ о похищении донны Клары.

Оставим их беседовать между собой и присоединимся к команчам Единорога.

Как и накануне, все жители при появлении команчей бросились бежать куда глаза глядят с криком: «Закрывайте двери!.. Закрывайте двери!..»

Крик этот из конца в конец облетел весь город.

Через несколько минут на улицах уже не было ни души.

Прибыв на пласа-Майор, индейцы остановились перед ратушей.

По приказанию Единорога полуобнаженные пленники были помещены на некотором расстоянии впереди первого ряда. Возле каждого из них стоял вооруженный с ног до головы индеец, готовый по знаку Единорога размозжить голову пленнику. Паук, исполнявший уже один раз обязанности парламентера, подъехал к ратуше и объявил, что желает говорить с губернатором.

Офицер, которым был не кто иной как дон Лопес, вежливо попросил индейского воина подождать несколько минут, а сам отправился к генералу Вентуре.

Наконец через полчаса капитан дон Лопес вернулся и сказал Пауку, что губернатор вместе со своим штабом ожидает в зале совета вождя племени и троих самых заслуженных воинов.

Паук передал этот ответ Единорогу.

Последний сделал знак согласия, спрыгнул с лошади и направился к ратуше вместе с Пауком и тремя другими вождями.

Когда Единорог вместе с тремя индейскими вождями вошел в залу совета, губернатор едва заметным кивком головы ответил на церемонный поклон команчей и выпрямился в кресле, как будто хотел обратиться к ним с речью. Но если он и намеревался сделать это, Единорог не дал ему времени открыть рот.

Сашем решительными шагами направился к генералу Вентуре, который тревожно следил за ним.

Не доходя шага четыре до генерала, Единорог остановился, скрестив руки на груди.

— Приветствую моего отца, — начал он высокомерным и твердым голосом, — я пришел за ответом.

Генерал раздумывал, не зная, что сказать.

— Я жду, — продолжал индеец, зловеще сдвинув брови.

Генерал, припертый к стене, видел, что ему волей-неволей приходится исполнить данное слово.

— Вождь, — отвечал он, внутренне содрогаясь от страха, — ваши слова удивляют меня. Мексиканцы, насколько мне известно, не находятся во враждебных отношениях с вашим племенем, я не помню, чтобы белые сделали что-нибудь такое, на что вы имели бы право жаловаться. Почему же захватываете вы беззащитный город и вмешиваетесь в дела, которые нисколько не касаются вас?

— Мой отец не отвечает на мой вопрос, — сказал индеец, разгадавший уловку генерала, — но чтобы теперь же покончить со всеми обращенными ко мне упреками, я сейчас отвечу на все его вопросы. Во-первых, мои белый отец прекрасно знает, что между краснокожими и бледнолицыми со времени их прибытия в Америку ведется непрестанная борьба… она окончится только тогда, когда одно из двух племен, красное или белое, вымрет окончательно и уступит место другому. Во-вторых, отец мой сказал, что они не сделали ничего такого, на что мы могли бы жаловаться. Мой отец ошибается, причины есть… И одна из них — заключение в тюрьму дона Мигеля Сарате, который, будучи сам индейцем по происхождению, всегда нам покровительствовал. Пусть отец мой не спрашивает меня, по какому праву я здесь, — каждый честный человек имеет право защищать невинного… Теперь перейдем к другому. Когда вчера я был здесь, мой отец дал мне понять, что он согласен на мое предложение и сегодня произойдет обмен пленников.

— Может быть, вождь. — отвечал генерал, невольно принимая добродушный вид. — Но на этом свете все происходит так, что никто не знает накануне, что случится завтра. Ночью я много думал и нашел ваши условия неподходящими.

— О-а! — удивленно воскликнул индеец.

— Да, — продолжал генерал, воодушевляясь. — Мне было бы совестно согласиться на эти условия: это имело бы такой вид, как будто я уступил, испугавшись ваших угроз… Нет, я не согласен на это… Люди, которых вы требуете, признаны судом виновными: они умрут; и если вы вздумаете мешать исполнению справедливого приговора суда, мы будем защищаться, и Господь поможет правому делу.

Презрительная улыбка скользнула по гордым устам вождя команчей.