Эдуард Маципуло - Обогнувшие Ливию

Из шумливого кабачка неподалеку выносили бесчувственные тела тирян, могучих и хилых, старых и молодых. Чернокожие рабы под присмотром хозяина кабачка осторожно складывали их в тень возле бассейна.

— И нас туда! — закричал Астарт, едва ворочая языком.

— Хочу лежать, где народ, — с расстановкой произнес могучий Эред, стоя на коленях, — где лежит великий тирский народ.

Хозяин кабачка засмеялся и приказал рабам перенести друзей к бассейну. Потом обратился к Ахтою на довольно сносном египетском языке:

— Хвала ученому жрецу, посетившему лучший из городов мира. Не соблаговолит ли ученый жрец оставить на память о столь славной встрече подобающую надпись?

Ахтой согласился, и хозяин привел его к саманной стене кабачка, испещренной многими надписями на разных языках. Тут была клинопись вавилонян и ассирийцев, угаритское письмо, перенятое греками и утвердившееся по всем финикийским городам-государствам и колониям, тут были совершенно непонятные знаки северян и островных народов.

— И ты можешь прочитать их, уважаемый? — спросил с благоговением Ахтой.

— О нет, ученый жрец. Грамоте я не обучен. А надписи храню, потому что они привлекают в мое заведение умных и знающих. Для умного человека лишние деньги всегда в тягость, он не знает, что с ними делать. Я помогаю ему освобождаться от них и тем облегчаю его тяжкую участь.

Раб принес жесткую кисть и горшочек с краской.

Когда Ахтой закончил работу, хозяин смиренно попросил прочесть эти чудные знаки, каждый из которых — диковинный рисунок. То были древние письмена времен фараона Хуфу, очень ценимые грамотеями саисского Египта.

— Знай, хозяин: каменные плиты с такой надписью установлены во многих городах Верхнего и Нижнего Египта.

— Я горю желанием услышать святое изречение! И Ахтой речитативом, словно заклинание, прочел:

— Никогда не пей слишком много пива. Ты падаешь и ломаешь себе кости, и никто не протягивает тебе руки.

Твои же друзья продолжают пить и говорят: вышвырните вон этого пьяницу!

— Добродетельные слова, — пробормотал хозяин, и на его лице Ахтой не увидел восторга.

Друзья осмотрели дом. Обещанная ростовщиком добротная вилла оказалась ветхой лачугой. Сквозь трещины в стенах беспрепятственно врывался ветер и играл свесившимися с потолка корнями растений.

В полураскрытую дверь влезла морщинистая физиономия ростовщика Рахмона. Глаза его, казалось, вот-вот выпадут из орбит. Поэтому он смахивал на очень старого и очень осторожного рака отшельника.

— Соблаговоли подтвердить нашу сделку перед лицом уважаемых купцов, твоих соседей, — ласково заворковал он, — писец все запишет.

— Ты меня хочешь надуть, старый плут. — Астарт бесцеремонно шлепнул его по спине.

Астарт получил кредит у ростовщика благодаря своей популярности в Тире. Многие помнили его мальчишеские проделки. Ведь он был кормчим, получившим серьгу Саргада Альбатроса в мальчишеском возрасте. Поторговавшись с ростовщиком и убедившись, что бесполезно с ним спорить, Астарт вышел во двор и подтвердил сделку. — За усадьбу, рабыню, два бревна ливанского кедра, топор, пилу, кусок льняного полотна для паруса, рыболовные снасти и два пустых бурдюка обязуюсь уплатить рабби Рахмону через два новолуния один талант серебром.

Тщедушный писец в гигантском парике торопливо занес условия на глиняную табличку.

— С каждой новой луной, о уважаемый, твой долг будет возрастать на треть таланта: такой процент, — любезно добавил ростовщик.

Купцы-свидетели и рабби Рахмон оттиснули в правом углу таблички свои печатки, Астарт скрепил все оттиском своей серьги кормчего с изображением дельфина.

Писец аккуратно положил табличку в заранее разожженный костер. Пока письмена приобретали прочность камня, слуги Рахмона обносили всех присутствующих вином. — За удачу в делах нового хозяина, еще одного хозяина, живущего в нашем квартале, — провозгласил тост один из купцов.

— Да поможет ему Мелькарт!

— Да преисполнится его сердце благодарностью к благодетелям ростовщикам! — заключил Рахмон, и все выпили.

— Ну и дрянь же ты нам подсунул, — сказал Астарт и выплеснул из своего кубка на землю, — ты, благодетель, наверное, ошибся, приказав рабам зачерпнуть помоев вместо вина.

Ростовщик фальшиво засмеялся и через силу осушил свой кубок. Купцы-свидетели, ухмыляясь, вернули кубки рабам и распрощались вслед за ростовщиком.