Сесил Форестер - Адмирал Хорнблауэр в Вест-Индии

– Здоровье президента Соединенных Штатов, – сказал он и едва не добавил, как дурак: «долгих лет царствования». На ходу перестраиваясь, он продолжил: – Пусть великая нация, избравшая его президентом, наслаждается благополучием и миром между народами, коего символом может служить наше сегодняшнее собрание.

Тост был встречен всеобщим одобрением. Никто и словом не вспомнил, что на половине континента испанцы и испано-американцы вовсю убивают друг друга. Хорнблауэр сел и снова утер пот. Теперь встал Камброн.

– Здоровье Его Британского Величества Георга IV, короля Великобритании и Ирландии.

Все выпили. Худ взглянул на Хорнблауэра – снова его черед. Хорнблауэр встал, держа в руке бокал, и начал:

– Здоровье Его Христианнейшего Величества. Его Католического Величества. Его Благовернейшего Величества… – С Францией, Испанией и Португалией покончено. – Его Величества короля Нидерланского… – Под страхом смерти он не вспомнил бы, кто идет следом. Джерард, поймав его отчаянный взгляд, выразительно указал большим пальцем. – Его Величества короля Шведского, – выдохнул Хорнблауэр. – Его Величества короля Прусского. – Успокоительный кивок Джерарда. Значит, он перечислил все представленные за столом государства. Хорнблауэр выудил из водоворота мыслей заключительное:

– Долгих лет царствования Их Величествам к вящей чести и славе.

С этим все, можно сесть. Поднялся губернатор и заговорил выспренне – до Хорнблауэра дошло, что сейчас будут пить за его здоровье. Он постарался вникнуть. Когда губернатор упомянул оборону Нового Орлеана «от вотще осаждавших его обманутых орд», все взгляды устремились на Хорнблауэра – тема эта должна была возникнуть неизбежно, хотя со времени осады города англичанами прошло уже больше шести лет. Хорнблауэр натужно улыбнулся. Губернатор, наконец, приблизился к концу речи.

– Позвольте к пожеланиями его милости здравствовать присовокупить тост за Британский флот.

Когда затих одобрительный гул, Хорнблауэр снова встал.

– Спасибо за неожиданную честь. – Он сглотнул, придумывая, что сказать дальше. – Присовокупив же к моему имени название флота, коему мне посчастливилось отдать долгие годы, Его Превосходительство оказал мне честь еще большую, за что я столь же глубоко признателен. Не успел он сесть, начали подниматься дамы; пришлось стоять, покуда они не удалились. Вышколенные лакеи молниеносно убрали со стола. Мужчины сели теснее, графин пошел по кругу. Только наполнили бокалы, как Худ заговорил с одним из торговцев о видах на урожай хлопка. С этой безопасной почвы он рассчитывал предпринять осторожные вылазки в более опасную область международных отношений. Однако через несколько секунд вошел дворецкий и что-то зашептал Худу. Тот выслушал и тут же обратился к французскому консулу. Вотур явно встревожился и встал.

– Примите мои глубочайшие извинения, сударь, – сказал он. – Премного огорчен.

– Не более, чем я, барон, – отвечал Худ. – Надеюсь, это легкое недомогание.

– Будем надеяться, – сказал Вотур.

– Баронессе дурно, – пояснил собравшимся Худ. – Уверен, господа, вы разделяете мою надежду, что это лишь легкое недомогание, и сожаления, что мы лишаемся приятного собеседника.

Все сочувственно зашумели. Вотур повернулся к Камброну.

– Прислать за вами экипаж, граф? – спросил он.

Камброн потянул себя за ус.

– Наверно, мне лучше поехать с вами, – сказал он, – как ни жаль покидать такое приятное общество.

Два француза, вежливо распрощавшись, приготовились уходить.

– Был чрезвычайно рад познакомиться с вами, милорд, – кланяясь Хорнблауэру, сказал Камброн. Прищуренные глаза несколько смягчали сухость поклона.

– Весьма любопытно было встретиться с выдающимся военачальником бывшей Империи, – отвечал Хорнблауэр.

Худ, изливаясь в сожалениях, проводил французов.

– Джентльмены, ваши бокалы пусты, – сказал он, вернувшись. Меньше всего на свете Хорнблауэр любил пить портвейн большими бокалами в жарком и влажном помещении, хотя теперь можно было, наконец, побеседовать с испанским консулом о Флориде. Он с облегчением вздохнул, когда Худ предложил присоединиться к дамам. Где-то неподалеку играл струнный оркестр, к счастью, приглушенно, так что меньше обыкновенного терзал немузыкальное ухо Хорнблауэра. Его усадили рядом с хорошенькой дамой, одной из соседок Камброна за обедом. Она спросила, как ему понравился город, он вынужден был ответить, что в этот первый день почти не видел Нового Орлеана. Разговор перешел на другие города, где ему доводилось бывать. После двух чашек кофе в голове немного прояснилось. Молодая особа оказалась внимательной слушательницей; он сочувственно закивала, узнав из разговора, что Хорнблауэр по долгу службы оставил в Англии жену и десятилетнего сына. Близилась ночь. Губернатор и его супруга поднялись; прием окончился. Последние томительные минуты, последние неловкие разговоры в ожидании экипажей, и, наконец, Худ проводил последнего гостя и вернулся в комнату.