Владилен Елеонский - Шпион товарища Сталина [сборник]

Тоннель, в самом деле, был довольно живописен. Как пояснил красный, как вареный рак, Гельмут, так на него почему-то из всех спиртных напитков действовал лишь один французский коньяк, пригородная подземная железнодорожная сеть фюрера была предельно простой и состояла из двух веток. Они соединялись как раз неподалеку от военного аэродрома в предместье Берлина, того самого аэродрома, над которым проходили демонстрационные полеты, в том числе с моим участием.

Один конец ветки вел от аэродрома в депо, где стоял наготове бронепоезд фюрера. Именно по этой ветке мы с Гельмутом сейчас ехали на дрезине, но не в сторону депо, а в сторону аэродрома.

Мы, как туристы, любовались великолепными сводчатыми потолками. В тусклом свете лампочек они напоминали своды карстовых пещер, славящиеся своими сказочными рельефами.

Второй конец ветки сливался с берлинским метро, и никто не знал, по какому маршруту она шла, поскольку дальше начиналась разветвленная железнодорожная инфраструктура берлинского метрополитена. Гельмут сказал, что самым популярным у фюрера является, конечно, маршрут в сторону рейхсканцелярии.

Дрезина была ручной. Мы довольно интенсивно работали железной ручкой и постепенно развили приличную для такой колымаги скорость.

Вдруг зеленый свет проходного светофора сменился на желтый сигнал. Насколько я знал, такой сигнал приказывает машинисту снизить скорость, поскольку перегон, следующий вслед за перегоном, на котором необходимо снизить скорость, занят.

Гельмут хитро покосился на меня.

— Я знаю, о чем вы думаете, герр Валерий. Я же не идиот. Хотите безобидно пошутить, но так, чтобы шутка докатилась до самого фюрера?

— С чего ты взял, дружище, что я хочу так шутить? Ты как, в порядке?

— Я-то в полном, как говорится, а вот вы?.. Бросьте, герр Валерий, я же не слепой! Вы хотите остаться в Германии с Хелен. Так оставайтесь!

Я был поражен так, словно меня тряхнуло электротоком. Откуда Гельмут все знает? Садовник с каждой минутой все больше и больше вызывал во мне смешанные чувства.

Однако размышлять было некогда. Гельмут предлагал шанс, и я не мог от него отказаться, каким бы дурацким он ни был. Тем более что Гельмута скорее можно было принять за хитреца, но отнюдь не за дурака.

Вдруг сзади послышался шум. С каждой секундой он доносился все явственней. Несомненно, к нам быстро приближался состав.

— Гельмут, стоп! Надо перевернуть дрезину.

— Нет, тысяча колбас, быстрей, там, впереди, развилка!

— Что ты затеял, дуралей?

— Путь-дублер уходит влево и соединяется с веткой, уходящей в берлинское метро. Кто из нас дуралей?

Я совершенно ничего не понял, но благоразумно счел, что сейчас лучше ничего не спрашивать. Шум нарастал.

Мы приблизились к развилке. Слева от путей в тусклом свете я увидел рычаг железнодорожной стрелки. О его присутствии свидетельствовал указатель, он был черно-белый и полосатый, поэтому я легко различил его в свете аккумуляторного фонаря нашей дрезины.

Мы остановились. Гельмут всмотрелся в разъемы рельс и удовлетворенно цокнул языком. Миновав стрелку, мы поехали по развилке вправо, к аэродрому, но вдруг Гельмут остановил дрезину и соскочил с сиденья.

Сзади показался яркий луч прожектора. Он плавно скользил по рельсам. Судя по движению луча, поезд шел довольно медленно.

Гельмут потянул за торчавший вверх рычаг стрелки и перевел рельсы. Когда запыхавшийся Гельмут прыгнул обратно на свое место, мы спешно двинулись дальше.

В туннеле из-за поворота показался поезд. Вряд ли машинист нас заметил, дрезина успела нырнуть в тень крутых сводов тоннеля.

Так я увидел бронепоезд Гитлера. Состав выглядел, как игрушечный, — четыре или пять серебристых, бронированных, однако с виду довольно изящных вагончиков.

Во вкусе фюреру не откажешь. Судя по всему, он обожал вещи-конфетки. Поезд чинно прошествовал влево и вместо того, чтобы ехать на аэродром, поехал в Берлин.

Гельмут налегал на рычаг изо всех сил. Он спешил выбраться из тоннеля. Я помогал ему, как мог.

Не прошло минуты, как мы выбрались наверх и показали наши пропуска часовому в будке. Честно говоря, я удивился, как Гельмута пропустили на аэродром, по какому документу, но он лишь ухмыльнулся в ответ на мой немой вопрос.

Из того, что я не значился в черном списке на контрольно-пропускном пункте, я сделал вывод, что мой арест был неофициальным. Версию о моих диверсионных действиях, как видно, никто всерьез не рассматривал.