Тамара Лихоталь - Повесть о славных богатырях, златом граде Киеве и великой напасти на землю Русскую

Княжич был убит. А жена его, когда враги окружили город, взяла своего малолетнего сына и вместе с ним бросилась вниз с колокольни. Так рассказывали люди.

Рязань татары сожгли дотла.

— Один мой ратник оттуда родом. Ездил недавно. Говорит, даже место то, где стоял город, порастает травой, — стал рассказывать Ядрейка.

— Скоро многие наши города порастут травой, если не отстоим свою землю! — сказал Сокольник.

— Отстояли бы, ежели бы разом все встали, — снова заговорил пожилой дружинник. — Помните притчу о том, как отец дал сыновьям пук прутьев и велел разломить его? Сколько ни старались сыновья, не смогли осилить. А отец взял, повыдергал прутья и по одному быстро поломал их. Вот так и у нас получается. Каждый город насмерть стоял — что Коломна, что Москва, что Козельск, а толку…

Да, Козельск крепко держался. Столько крови было пролито! Говорят, что князь-малолетка в той кровавой реке захлебнулся.

А владимирский князь… Что теперь тревожить его память. Сам он принял мученический венец. А всё же приди он тогда на помощь Рязани, может, всё бы совсем по-другому обернулось.

— Может, они угомонились — татары? В последнее время о них вроде бы не слыхать, — проговорил Михалка. Но пожилой дружинник, мрачно взглянув на него, сказал:

Скоро услышите.

А Сокольник добавил тихо:

— Разведка донесла: новая рать их идёт.

…Бежали люди, скакали всадники. Михалка тоже хотел было бежать домой, но потом сообразил: Сокольника дома нету. Дружинники по тревоге должны быть на княжеском дворе. Что же ему делать? И в село надо возвращаться к жене и сыну — может, и туда дойдут татары. И покидать в такой трудный час стольный негоже.

В это время на площадь выехал воз, на котором, словно поленья, лежали пики, секиры, бердыши, палицы. Его тотчас окружили. Двое дружинников принялись раздавать оружие. Подошел и Михалка. Ему досталась палица с тяжелой булавой.

— Теперь, друг, не скоро придётся пахать! — с сочувствием сказал стоявший рядом немолодой простолюдин, глядя на лемеха, которые Михалка все еще продолжал держать. — Оставь их. Живы будем, откую тебе новые. Я — кузнец.

Михалка положил лемеха на землю возле стены чьего-то домишки, а шаль с птичкой-свистулькой спрятал за пазуху.

Киевляне с благодарностью поминали старого князя Ярослава, в свое время окружившего стольный крепкими крепостными стенами. Они тянулись от подножия горы почти до Крещатной долины. Но даже в этом огромном кольце было тесно от жителей, набежавших сюда с Подола и других районов, находившихся за городским валом, от войск, стянутых с пограничных застав. Тесно было и в Софийском храме, где возносили киевляне молитвы матери божьей Оранте — Нерушимой стене. Казалось, она всем сердцем понимала людскую беду. Скорбно глядели на молящихся чуть раскосые глаза. Но поднятые вверх, раскинутые руки обещали защиту. Да и не могла она не защитить город, где ее так любили и почитали. Во всяком случае, в это твердо верили и ратники, приходившие помолиться перед предстоящим боем, и женщины, в слезах и надежде прижимавшие к себе испуганных, притихших детей.

Но в этот раз не помогли киевлянам ни крепостные стены, ни сама пресвятая богородица.

Был город в стеснении великом. И ничего не было слышно от скрипения множества телег, от ревения верблюдов, от ржания коней и от стука пороков — стенобитных машин, день и ночь сокрушавших крепостные стены.

Очнувшись, Михалка некоторое время продолжал лежать. Только голову чуть приподнял и тотчас услышал стон. Стонал он сам. Но это он понял не сразу. И где он — тоже не понимал. Вроде бы была ночь, но было светло от огня, пылавшего в чёрном небе. Пахло гарью. А самого Михалку бил озноб. Всё-таки он заставил себя сесть и оглянуться. Первое, что увидел он, было распростертое рядом с ним тело его нового знакомца, киевского кузнеца, с которым они вместе получали оружие. Михалка так и остался с ним. Они вместе пошли к сотскому, собиравшему воинов городского ополчения, они рядом бились у Золотых ворот. И вот он лежит — мёртвый, его новый друг, имени которого он так и не успел узнать. Теперь Михалка всё вспомнил. Когда пороки — стенобитные машины пробили стену, в неё хлынула конница. Рубила наотмашь, топтала копытами. И его свалил сильный удар в голову. «Значит, татары взяли стены и это горит Киев», — подумал Михалка. Он слышал крики, доносившиеся из города. А ещё слышал стук плотницких топоров, но решил, что ему чудится. В самом деле, не строят же в. горящем городе дом. Уже потом узнал Михалка, что в эту ночь киевляне возводили ещё одно кольцо крепостных стен вокруг Десятинной церкви, где укрылось множество народу. Узнал, что там до последнего сражались дружинники во главе с воеводой Димитром. Не раз потом вспоминал он пламя в черном небе, горящий Киев, Сокольника и его друзей, которые — считал он — погибли с воеводой Димитром, если не пали раньше.