Марина Алексеева - Снова королевский дуб

Жан-Франсуа перетянул на свою сторону и партию принцессы Генриетты. Он дал понять пламенным поклонникам герцогини Орлеанской, что принцесса прелестна, умна, достойна уважения, имеет вес в политике больше, пожалуй, благодаря брату-королю, Карлу Второму, чем из-за мужа. Он-то, Филипп… сами знаете… Но король Людовик Четырнадцатый — первая фигура страны и первая фигура Европы. Чарльз все же в геополитике не то, что наш Луи, так ведь? О, господа хорошие, я и сам восхищаюсь Мадам, но поймите одно, господа, не стоит усугублять раздор между Генриеттой и Людовиком. Да, за Генриеттой Англия — братец Чарльз, но за Луи все-таки, за Луи — Франция, не так ли, господа? И лучше для нас всех сгладить эти противоречия.

Молодой маркиз — что совсем удивительно! — понравился самой Анне Австрийской. Монтале собственными ушами слышала, как старая королева произнесла: "Невероятно, что у этой овцы Лавальер такой очаровательный брат!" Монтале в тот момент удивилась — откуда королева-мать знает маркиза? И злорадно хихикнула, пообещав себе постараться, чтобы кличка «овца» пристала к Луизе. Прежней клички — «Плакса» — было уже мало. Надо что-то новенькое. И уже не актуально. Жан объявился, и Луиза чаще улыбалась, чем плакала. Все это было весьма печально для подруги.

Брат Луизы имел дерзость понравиться королеве-матери, подолгу беседует с королем, де Сент-Эньян вроде наставника, объясняет наивному Жану, кто есть кто при Дворе Его Величества. Жан здесь без году неделя, а он уже всех знает, и его все знают. Это было ужасно. Это было невыносимо. Это сводило на нет результаты всех интриг Монтале.

Разговор молодых людей насторожил фрейлину. Третий участник беседы держался в тени. Монтале крутила головой, тщетно пытаясь рассмотреть его лицо. Увы! Лицо скрывала широкополая шляпа, и одет он был, в отличие от нарядного Жана-Франсуа, по-походному. Монтале не теряла надежду проникнуть в тайну подруженьки и пристально всматривалась в лицо приятеля маркиза де Лавальера. У нее мелькнула совсем уже невероятная мысль: не Бражелон ли это?

Незнакомец в широкополой шляпе не произнес еще ни одного слова, говорил в основном Жан-Франсуа, и то, к великой досаде Оры де Монтале, очень тихо, и так же тихо отвечала ему Луиза. Стоило неизвестному сказать хоть пару слов, Монтале по голосу убедилась бы, насколько правильны ее фантастические предположения. "Неужели Бражелон? — думала Монтале с досадой, чуть ли не с ненавистью, — Неужели он настолько безумец? Бросил все и примчался? Неужели, после всего, что я наговорила ему… Как он мог, если это он? Она его позвала? Она струсила и позвала его? «Возвращайся», — а ему, подлецу, только этого и надо? Или тут братец поработал? Да… Для полного счастья только Бражелона тут и не хватало! А ведь это вполне мог быть именно он — маркиз, этот молокосос, в детские годы был очень дружен с Бражелоном. Да-да, а Рауль, кажется, был у них вроде вожака, и маленький Жан-Франсуа чуть ли не боготворил своего соседа. А ежели этот сосед к тому же влюблен в твою сестрицу… конечно, в детские годы Жан-Франсуа был в компании Бражелона на привеллигированном положении. И вот Жан при Дворе. И, возможно, пытается помирить сестру с бывшим возлюбленным. Бражелон даст себя убедить Жану де Лавальеру — если Жана знает с детства, и, конечно, доверяет ему. Вот какая получается нехорошая ситуация… Возможно, этот парень в шляпе и есть Бражелон. Вот некстати! Впрочем — Бражелон стал врагом, и с ним нечего церемониться. Я должна первой нанести удар, не дожидаясь, чтобы они меня опередили. Если даже Жан-Франсуа и вызвал его сюда, уж теперь-то я могу сказать ему что угодно. Все, что мне взбредет в голову. Это друга я щадила… Это недоброжелателя я водила за нос, пытаясь все свалить на Луизу и остаться чистенькой. А с врагом — он сам напросился, а с врагом повоюем! Война так война. Придворная война! Это тебе не твой Конде. Такой полководец, как Ора де Монтале, в войне не будет брать пленных. Она может даже оскорбить его. Например, назовет трусом. Он-то ей ничего не сделает. Не так воспитан. И она настроит общественное мнение против Рауля. Ведь сейчас общественное мнение все-таки за него, перешептываются, толкуют потихоньку, чтобы не дошло до ушей Его Величества, но имя Рауля произносят с уважением. А трусишка, который бросил герцога и примчался улаживать свои отношения с фавориткой короля — кто будет уважать такого человека? Так и надо действовать, если худшие предположения оправдаются, и таинственный незнакомец в военной форме окажется Раулем. Если он явился по вызову маркиза де Лавальера защищать свою первую любовь. Не было бы хуже — вдруг тут и сам Людовик замешан?! Плакса достала Людовика своими слезами, и Жан наболтал Бог весть чего. Людовик отозвал Рауля, и никто в нашем славном королевстве не сможет возразить, если король изрекает: