Филипп Ванденберг - Проклятый манускрипт

— Папа, — начал он, — может созывать церковный Собор там, где ему заблагорассудится. Но, конечно же, место, где соберутся епископы и кардиналы, должно быть связано с проблемой, которую они призваны решить.

— И что это значит в случае с Констанцей?

— Ну, очевидно, в Германии назрел некий животрепещущий вопрос, который ставит перед римской церковью трудную задачу. Странно.

— Что странно, брат Атаназиус?

— Брат, вернувшийся несколько недель назад из Пизы, был первым, кто рассказал нам о церковном Соборе, созванном Иоанном XXIII. Он сказал, что в Италии все только и говорят, что об этом событии. И все гадают о настоящих причинах, побудивших его это сделать. Потому что официально на повестке дня два вопроса устранение раскола — как вы знаете, на данный момент у святой матери Церкви сейчас есть трое представителей Бога на земле.

— Это не новость. А вторая тема?

— Прискорбное явление в наш просвещенный век. В Праге появился злобный еретик, теолог, да еще к тому же и ректор тамошнего университета. Его зовут Гус, Иоганнес Гус. Он проповедует против богатства церквей и монастырей, словно мы и так недостаточно бедны. Люди бегут за ним, словно за крысоловом.

— Но ведь церковь действительно чудовищно богата, и не во всех монастырях ситуация такая же, как в Монтекассино. Ваш монастырь тоже знавал лучшие времена.

— Это, пожалуй, правда, — задумчиво ответил брат Атаназиус, — это, пожалуй, правда. В любом случае, пару лет назад Папа отлучил Иоганнеса Гуса от церкви, надеясь тем самым положить этому конец. Но получилось прямо противоположное. Наверняка люди стали прислушиваться к Гусу еще больше, а чехи вот-вот отколются от римской церкви.

— Если этот Гус и его учение так важны для римской церкви, то почему же церковный Собор не созвали в Праге?

— В этом-то все и дело! — Брат Атаназиус подлил еще вина. — Никто не может понять, почему церковный Собор будет именно в Констанце. — Монах глотнул еще вина и уставился в никуда, словно надеясь получить там объяснение.

Во время этого разговора Афра все никак не решалась поинтересоваться, что произошло с братом Иоганнесом, — она боялась спросить хозяина прямо. Одно девушка знала точно: завтра, рано утром, она покинет монастырь Монтекассино и отправится в путь.

Когда она встала из-за стола, монах удержал ее за рукав.

— Я должен кое-что вам сказать, — сказал он заплетающимся языком.

Афра посмотрела в его пьяное лицо, на глаза Атаназиуса набежали слезы.

— Вы же знаете брата Иоганнеса, алхимика?

— Конечно. Сегодня я не видел его целый день. Наверное, он закрылся у себя в лаборатории и занимается какими-нибудь сложными экспериментами. — Афра притворилась, что ей ничего не известно.

— Брат Иоганнес мертв, — ответил монах.

— Мертв?! — с наигранным волнением воскликнула Афра.

Брат Атаназиус приложил палец к губам.

— Алхимик решил самостоятельно покончить с жизнью. Это смертный грех — так учит нас святая мать-Церковь!

— Боже мой! Зачем же он это сделал?

Монах покачал головой.

— Мы не знаем. Иногда брат Иоганнес производил такое впечатление, словно он не от мира сего. Но это, наверное, было связано с его исследованиями. Он занимался такими вещами, которые касаются основ человеческого бытия, вещами, от которых христианину лучше держаться подальше.

— И как он?..

— Яд! Наверное, брат Иоганнес выпил один из эликсиров, которые были у него в комнате для экспериментов.

— А вы уверены, что он сам лишил себя жизни?

Брат Атаназиус тяжело кивнул.

— Совершенно уверен. Поэтому он не найдет последнего пристанища в стенах монастыря. Тот, кто сам уходит из жизни, не может быть похоронен в освященной земле.

— Жестокий обычай. Вы не находите?

Старый монах скривился, словно говоря: смотря как это воспринимать. Потом холодно и с безразличием ответил:

— Они выбросили его бренные останки через заднюю монастырскую стену, а позже зарыли в зарослях.

— И это вы называете любовью к ближнему?! — взволнованно воскликнула Афра. Она встала и вышла из общей залы, не сказав больше ни слова.

Брат Атаназиус уронил тяжелую голову на руки и посмотрел ей вслед без всякого выражения на лице.

В рассветных сумерках утром следующего дня Афра запрягла лошадь в повозку и отправилась на север, покинув монастырь Монтекассино.

Когда повозка посланника, запряженная шестеркой лошадей, приближалась к городским воротам с юга, последние солнечные лучи коснулись мощной каменной стены. Извозчик на лошади Афры проклинал все на свете и бросал из кожаного мешка, который он повсюду возил с собой, гальку в толпу, чтобы чернь освободила дорогу для кареты его господина.