— Я думаю, что согласившись с предложением Цезаря, мы сможем добиться некоторых изменений в законе. А это можно будет выдать патрициям как нашу победу.
— А затем, — задумчиво сказал Цицерон, — если они откажутся принять эти изменения, то это будет только их вина, и меня освободят от моих обязательств. Что ж, это не так плохо.
— Молодец, Тирон! — объявил Квинт. — Как всегда, ты самый умный в этой комнате. — Нарочито зевнул. — Пойдем брат. — Он поднял Цицерона из кресла. — Уже поздно, а тебе завтра выступать. Ты должен выспаться.
К тому моменту, как мы дошли до вестибюля, в доме все стихло. Теренция и Туллия ушли спать. Сервий и его жена уехали домой. Помпония, которая ненавидела политику, отказалась ждать своего супруга и уехала вместе с ними, как сказал нам слуга. На улице ждали носилки Аттика. Снег блестел в лунном свете. Где-то в центре города раздался знакомый крик ночного сторожа, который провозгласил полночь.
— С Новым годом, — сказал Квинт.
— И с новым консулом, — добавил Аттик. — Молодец, Цицерон. Я горжусь тем, что я твой друг.
Они пожимали ему руку и хлопали по спине, и я заметил, что Руф делает то же самое, однако без большого энтузиазма. Их теплые поздравления прозвучали в холодном ночном воздухе и исчезли. А потом Цицерон стоял в ночи и махал вслед их носилкам, пока они не скрылись за поворотом. Когда он повернулся, чтобы вернуться в дом, то слегка споткнулся и попал ногой в кучу снега, которую нанесло около порога. Вытащил мокрую ногу из снега, отряхнул ее и негромко выругался. Меня так и подмывало сказать, что это тоже знак, однако я благоразумно промолчал.
Не знаю, как церемонии проходят теперь, во времена, когда самые высокие чиновники — не более чем мальчики на побегушках у божественного Августа, а во времена Цицерона первым, кто приходил к консулу в день его инаугурации, был член коллегии Авгуров [13] Авгур — член почетной римской жреческой коллегии, выполнявший официальные государственные гадания (ауспиции).
.
Поэтому, прямо перед рассветом, Цицерон вместе с Теренцией и детьми расположился в атриуме в ожидании прибытия авгура. Я знал, что он плохо спал, так как слышал, как он ходил по комнате наверху; так он делал всегда, когда размышлял. Однако его способность к быстрому восстановлению была невероятна, и он выглядел полностью отдохнувшим и готовым, когда стоял вместе с семьей, как олимпиец, который всю свою жизнь тренировался ради единственного забега и сейчас, наконец, был готов пробежать его.
Когда все было готово, я подал сигнал привратнику, и он открыл двери, чтобы впустить хранителей священных петухов — пулариев — полдесятка худосочных мужчин, самих похожих на цыплят. Вслед за этим эскортом появился сам авгур, стуча по полу своим посохом: им оказался настоящий великан, одетый в коническую шапку и яркий пурпурный плащ. Маленький Марк закричал, увидев его идущим по проходу, и спрятался за юбку матери. В тот день авгуром был Квинт Цецилий Метелл Целер, и я скажу о нем несколько слов, так как он сыграл не последнюю роль в истории Цицерона. Целер только что вернулся с войны на Востоке — настоящий солдат и даже герой войны, которым он стал после того, как смог отбить нападение превосходящих сил противника на свой зимний лагерь. Он служил под командой Помпея Великого и, по чистой случайности, был женат на сестре Помпея, что, естественно, ни в коем случае не помешало продвижению Целера по служебной лестнице. Хотя это было и не важно. Он был Метелл, и поэтому ему на роду было написано через несколько лет самому стать консулом; в тот день он должен был принести клятву как претор. Его женой была печально известная красавица из семьи Клавдиев: в общем, невозможно было иметь связи лучше, чем у Метелла Целера, который был, к тому же, далеко не дурак.
— Избранный консул, желаю тебе доброго утра, — прорычал он громовым голосом, как будто обращался к своим легионерам на церемонии поднятия флага. — Наконец наступил этот великий день. Что же он принесет нам, хотел бы я знать?
— Но ведь авгур ты, Целер. Вот ты мне и расскажи.
Целер откинул голову и рассмеялся. Позже я узнал, что он верил в предсказания не больше, чем Цицерон, а его членство в коллегии Авгуров было не чем иным, как политической необходимостью.
— Я могу предсказать только одно: легким этот день не будет. Перед храмом Сатурна уже собралась толпа, когда я проходил мимо. Кажется, ночью Цезарь и его дружки вывесили свой великий закон. Какой же он все-таки негодяй!
Читать дальше