Альфред Мейсон - Четыре пера

Она остановилась, и на какое-то время в церкви повисла тишина. Для Фивершема ее слова были благословенными, как дождь над пустыней. Слушая их, он воспрял духом. И шесть лет испытаний, когда он прятался по углам, не попадаясь на глаза товарищам, долгого одиночества, сердечной боли и боли физической, показались пустяком. Они действительно принесли свои плоды.

Этни тихо говорила то, что он так часто жаждал услышать, когда лежал ночью без сна на базаре в Суакине, в деревнях Нила, в туманной бескрайней пустыне, и не надеялся, что она когда-нибудь это произнесет. Он стоял неподвижно рядом с ней, слушая ее голос, однако речь прервалась. Давным-давно она произнесла горькие слова, и он сказал Сатчу, как крепко они въелись в память и жгли душу. И ему казалось, что перед смертью он снова услышит их и отправится в могилу со звенящими в ушах упреками. Он вспомнил сейчас об этом страхе и понял, что ошибся. Он услышит те слова, которые она произнесла только что.

К предложению Этни расстаться он был не готов. Он уже слышал, что она помолвлена, и не стал оспаривать её желание. Но он понял, что ей нужно сказать ему больше. Но она не спешила с этим. Она в последний раз видела Гарри Фивершема и намеревалась решительно его отослать. Когда он вошел в дверь церкви, через которую проникал солнечный свет и летние шумы, и его тень упала через порог, Этни уже знала, что никогда не поговорит с ним и не посмотрит на него до конца жизни. Поэтому она молчала или говорила медленно, оттягивая момент его ухода. Наверно, это длилось очень долго, пока в конце концов она не закончила. Она считала, что имела право затягивать разговор. Этни даже надеялась, что он расскажет о своих путешествиях, опасностях; она была готова подробно обсудить с ним даже политику Судана. Но Фивершем ждал ее слов.

— Я собираюсь выйти замуж, — сказала она наконец, — и немедленно. Я выхожу замуж за вашего друга, полковника Дюрранса.

Фивершем ответил без промедления:

— Он давно вас любит. Я не знал об этом, пока не уехал, но поразмыслив, понял, что это так, и вскоре был уверен.

— Он слепой.

— Слепой! — воскликнул Фивершем. — Он — и слепой!

— Именно так, — сказала Этни. — Он — и слепой. Его слепота объясняет все — почему я выхожу за него замуж, почему отсылаю вас. Наша помолвка произошла уже после того, как он ослеп. Это было до того, как капитан Уиллоби пришел ко мне с первым пером. Между этими двумя событиями. Понимаете, после вашего отъезда, я довольно тщательно обдумала ситуацию. Я не могла заснуть, всё думала, и наконец решила, что не стоит портить жизнь сразу двум мужчинам.

— Мне вы не испортили, — прервал Фивершем. — Прошу, поверьте.

— Частично испортила, — возразила она, — я это отлично знаю. Вы так говорите ради меня, но это так. Я решила, что еще один человек не должен пострадать. И вот, когда полковник Дюрранс ослеп, вы знаете, каким он был, и можете понять, что означает для него слепота — потерю всего, что он любил...

— Кроме вас.

— Да, — спокойно ответила Этни, — кроме меня, поэтому я обручилась с ним, но он очень быстро изменился — вы не представляете, насколько быстро, и теперь прекрасно видит. Любой намек расскажет ему всю скрытую правду. Он ничего не знает о четырех перьях.

— Вы уверены? — неожиданно воскликнул Фивершем.

— Да. А что? — спросила Этни, поворачиваясь к нему лицом впервые с того момента, как села.

— Лейтенант Сатч был в Суакине, когда я находился в Умдурмане. Он знал, что я там в плену. Он посылал мне записки, пытался организовать побег.

Этни была поражена.

— Ох, конечно, полковник Дюрранс знал, что вы в Умдурмане. Он видел вас в Вади-Хальфе и слышал, что вы отправились на юг в пустыню. Он был огорчен этим и попросил друга разузнать о вас, и друг узнал, что вы в Умдурмане. Он сказал мне это сам, и... да, пообещал, что попытается устроить ваш побег. Без сомнения, он это сделал через лейтенанта Сатча. Он был в Висбадене у окулиста и вернулся лишь неделю назад. Иначе бы он рассказал мне об этом. Скорее всего, именно из-за него лейтенант Сатч оказался в Суакине, но он ничего не знает о четырех перьях. Он только знает, что мы внезапно разорвали помолвку; он полагает, что я больше вообще не думаю о вас. Но если бы вы вернулись, если мы с вами увидели друг от друга, как бы спокойно мы ни встретились, как бы равнодушно ни говорили, он бы догадался. Он настолько проницателен, что наверняка бы догадался. — Она помолчала и добавила шепотом: — И догадался бы правильно.