Боб Хостетлер - Усыпальница

Лицо Рэнда исказилось от горя.

«А ее здесь нет! — подумал он. — Я смотрю на нее снова и снова и не могу отвести взгляд, но…»

— Понимаю, Рэнд, — отозвался Лиланд. — Но ее здесь нет. Она с Богом.

Лицо Рэнда стало каменным, и он поднял глаза.

— Я тебя сейчас ударю.

Рэнд посмотрел на первый ряд кресел, но не увидел там Трейси и молча направился к выходу вслед за Полом Лиландом.

Он остался в Огайо после похорон, пока Трейси сдавала выпускные экзамены, и думал, что поможет ей поступить в колледж в конце лета. Но чувство, что дочь словно отгородилась от него, не проходило, и Рэнд остался наедине со своим горем. У Трейси были близкие друзья, и это его радовало, но все попытки сблизиться с дочерью успеха не имели. Не говоря уже о том, чтобы помочь друг другу. Вот почему, когда позвонил Игаль Хавнер и предложил участвовать в раскопках в Мареша, Рэнд принял предложение. Он надеялся, что возвращение к любимой работе поможет отвлечься, избавиться от горестных мыслей, которые преследовали его после похорон… да и до них, если быть честным.

— И ведь это сработало, — пробормотал Рэнд, провожая взглядом машину «скорой помощи», пока она не скрылась за холмом.

Он отер с лица пот и тяжело вздохнул. А ведь еще даже не полдень. Обернувшись к машине, Рэнд заметил, что израильские солдаты внимательно за ним наблюдают. Открыл дверь, но остановился.

На него смотрел один из солдат — тот самый, с которым он только что сцепился из-за мальчика.

— Мне нужно в Тальпиот, — сказал Рэнд как ни в чем не бывало.

Солдат сделал движение подбородком в сторону холма.

Рэнд посмотрел туда и увидел множество строительной техники на самой вершине. Сквозь завесу пыли виднелись и шевелящиеся фигурки людей. Дорога в том направлении была забита машинами.

Снова вздохнув, Рэнд оглядел местность. Сплошные скалы и камни. Объехать не получится, придется ждать.

— Могло быть и хуже, — сказал он без тени улыбки. — Но не настолько.

Кивнул солдату и сел в машину.

18 год от Р.Х.

Иерусалим, Верхний город

— Ты понимаешь, что Шимон [5] Шимон и Гамалиил, сын и внук Хиллела Великого, являлись членами Великого Синедриона во время пребывания Каиафы на посту первосвященника. Иудейское слово «Хашем» («Имя») использовалось и используется иудеями для именования Бога, чье имя слишком свято, чтобы произносить его. Мнения ученых насчет того, считались ли первосвященники после Исхода помазанниками или нет, расходятся (Комментарий автора) . , сын Хиллела, будет оставаться первосвященником до твоего посвящения в сан?

Уже немолодой и тучный Анна возлежал на низком ложе напротив своего зятя Каиафы, только что назначенного первосвященником. Они делили трапезу за низким круглым столом в изысканно убранном покое. Кроме них здесь был только слуга. Он стоял в дверях, откуда доносилось приятное дуновение ветерка из внутреннего двора.

Иосиф бар Каиафа вежливо и терпеливо кивнул, положив в рот крупную виноградину. На столе лежали фрукты и овощи, стояли разнообразные сосуды и кувшин с вином.

— Они зададут тебе два вопроса.

Каиафа раздавил виноградину зубами.

— Да, я знаю. Я присутствовал на посвящении в сан первосвященника.

— Тем не менее сейчас важно, как именно ты ответишь на вопросы.

— Совету все известно о моем отце и моем деде. Члены Синедриона знают, что имя моего предка Захарии значится в архивах Ешаны в Зиппориме. — Каиафа привел один из главных аргументов семьи в пользу того, что он достоин стать первосвященником Иудеи.

— Они обязательно спросят о телесных изъянах и тайных пороках.

Каиафа снова кивнул.

— Уверяю тебя, я всегда был весьма осторожен. Я не мог допустить, чтобы появилось даже малейшее основание отвергнуть мою кандидатуру по этой причине. «Ибо ревность по доме Твоем снедает меня».

Анна протянул руку за чашей с вином.

— Сам понимаешь, я не сомневаюсь в твоей чистоте с формальной точки зрения. Но нельзя беспечно относиться к мнению Совета по этому поводу. Ты должен обдумать каждое свое слово.

Каиафа вздохнул и улыбнулся.

— Вы можете не волноваться, отец мой. Когда я сказал: «Ревность по доме Твоем снедает меня», я не шутил. Я понимаю, что первосвященником меня сделал Рим…

— И отец твоей жены.

Каиафа кивнул.

— Да, а также бесконечные взятки и интриги. Но я не намерен оставаться первосвященником только для Рима. Я стану первосвященником иудеев и буду служить народу моему до последнего вздоха.