Александр Дюма - Исповедь маркизы

— Однако, мадемуазель, — твердили ей, — такое невиданное упрямство доведет его и вас до отчаяния.

— Конечно, мы будем в отчаянии, но зато оно положит всему конец. Граф без труда найдет лучшую замену тому, что он потерял, и утешится. Я же всегда буду его любить, и этой любви окажется достаточно, чтобы сделать меня счастливой. Я буду думать о нем, буду радоваться его счастью, и это намного лучше, чем если бы мы остались вместе.

— Разве вы не видите, что он вас обожает, мадемуазель, и вы ничем не рискуете, если согласитесь его выслушать?

— Я вижу, что граф не такой человек, чтобы стыдиться своей жены, и что он вскоре меня разлюбит или же будет страдать, не будучи в силах меня разлюбить; не говорите мне о нем больше.

Не имея возможности быть супругой, моя тетушка стала ангелом, чья жизнь принадлежит другим, и посвятила себя счастью всех, кто ее окружал.

Она нежно нас любила и обращалась с нами лучше, чем матушка, хотя та была необычайно доброй. Тетушка заботилась о бедняках, раздавая им свое добро, навещала больных, без всякого позерства молилась Богу, и ничья набожность не была более сдержанной, чем у нее. Ее отношения с графом де Тулонжоном по-прежнему оставались добрыми и задушевными.

Мадемуазель де Шамрон присутствовала на его бракосочетании и очень часто навещала графиню и ее детей, никогда ни от кого не скрывая чувств, которые она сохранила, настолько велико было ее простодушие.

В наших краях ее почитали как святую. Несмотря на это, она оставалась воплощением скромности.

Когда мне исполнилось шесть лет, именно эта добрая тетушка отвезла меня в Париж, в монастырь Магдалины Тренельской, куда меня хотели отдать на воспитание, чтобы испытать мое истинное призвание. Мадемуазель де Шамрон не считала, что меня следует заточать в монастырь, но мой отец был непреклонен, и верный способ заставить его отказаться от своего решения заключался в том, чтобы сначала ему подчиниться. Итак, я вступила на поприще, указанное отцом, и следовала по нему до тех пор, пока мне не было дозволено найти себе другое призвание по своему усмотрению.

Приехав в Париж, мы с мадемуазель де Шамрон отправились с визитами к нашим родственникам-придворным — эти посещения произвели на меня сильное впечатление. Мы навестили герцогиню де Люин, Шуазёлей и многих других, перечислять которых долго и скучно, тем более что мне уже нет до них никакого дела.

Великолепие Версаля и образ жизни его обитателей поразили меня; казалось, добрая фея в лице моей милой тетушки перенесла меня в неведомый мир, где на моем пути встречались лишь принцы и принцессы, одни прекраснее других, в золоте и бриллиантах, готовые осыпать меня всяческими милостями.

Меня весьма часто посещали такие несбыточные мечтания. Я позволю г-ну Уолполу прочесть это лишь после моей смерти: обвиняя меня в том, что в свои семьдесят шесть лет я не избавилась от романтизма, он воспримет мои слова как веское доказательство своей правоты; я не стану давать ему такую возможность.

В самом деле, в детстве я была очень романтичной девочкой, чего нельзя сказать о моей юности — эпоха Регентства навела в этом порядок: в ту пору жизнь протекала в действиях, а не в мечтах; но до того как я покинула монастырь, моя фантазия была способна на всевозможные выдумки. Сначала это были волшебные сказки, затем — чудесные назидательные рассказы и, наконец, любовные истории, прежде чем я, так сказать, узнала, что любовь действительно существует.

Я должна также заметить, что этот период грез и несбыточных мечтаний был самым счастливым в моей жизни. Впоследствии я повидала слишком много чересчур неприглядного, чтобы не разочароваться в людях. Говоря «в людях», я имею в виду весь человеческий род: и мужчин и женщин — ибо мы стоим друг друга; теперь я бесполое существо и сужу обо всем беспристрастно. За исключением очень узкого круга дорогих мне друзей, среди толп чуждых людей, чем мне дорожить в этом мире, который я даже не могу больше видеть?

В течение двух недель мы совершали прогулки. Мне показали короля Людовика XIV; это было в галерее, когда он направлялся к мессе. Король все еще стоит у меня перед глазами; он не был тогда дряхлым старцем, каким стал впоследствии; он высоко держал голову и одет был очень просто. Его взгляд упал на меня.

Известно, что я была красива и очень нарядна; по всей видимости, это привлекло внимание его величества. Он спросил, как меня зовут, и ему это сказали; он слегка мне кивнул, и тетушка заставила меня ответить ему почтительным реверансом. Король проследовал дальше.