Василий Лещенко: Серебро закамское

На притихший город медленно опускались сумерки. По верху высоких деревянных стен, установленных на земляных валах, ходили копейщики с факелами в руках, перекликались между собой. Со скрипом поднялся подъемный мост. Закрылись тяжелые дубовые ворота, обитые массивными листами железа.

Несколько верховых торопливо проскакали к караван-сараю, стоявшему на краю большой площади. Одинокий прохожий бранился с двумя стражниками, пытавшимися узнать причину его вечерней прогулки.

В это время несколько человек собрались у очага в одной из просторных комнат караван-сарая. Широкоплечий, среднего роста булгарин, в котором угадывалась большая физическая сила, повернулся к своему соседу, чернобородому хорезмийцу, и прервал молчание:

— Почтенный Шаушафар, ходят слухи, что ты готовишь караван к народу арта на Большой реке.

Шаушафар внимательно взглянул на булгарина, но ничего не ответил. Тот продолжал:

— Пусть почтенный брат выслушает мой рассказ. Еще мой дед ходил к этому народу, не знающему нашего языка и обычаев. Они живут в тесных землянках недалеко от моря Сумрака. Эти люди сильны, как медведи, и ловки, как кошки. Во время опасности прячутся на деревьях и, как камни, падают сверху на врагов. Они безжалостны к чужеземцам и приносят их в жертву огромной рыбе, высовывающей раз в год свою морду из моря Сумрака. Некоторых чужеземцев подвергают еще более ужасной смерти. Их ноги привязывают к вершинам двух согнутых деревьев, которые, распрямившись, разрывают человека на две части. Мои друзья боятся, — продолжал булгарин, подчеркивая каждое слово, — что дорожные тяготы и дикие нравы народа арта повредят твоему здоровью, Шаушафар, а они не хотели бы лишиться столь преданного им друга.

В последних словах булгарина послышалась неприкрытая угроза. Шаушафар молчал, углубившись в свои мысли. Затем легким наклоном головы поблагодарил булгарина за сказанное и с напускным равнодушием ответил:

— Почтенный брат, передай своим друзьям, что Шаушафар не отправит караван на север и избежит опасностей путешествия.

Вернувшись в отведенную ему комнату, Шаушафар долго не мог успокоиться. Его душила злоба на нечестивых варваров, посмевших ему угрожать.

Он не верил ни одному слову хитрого булгарина об ужасах, ожидавших пришельцев у народа арта.

«Стоит ли опасаться, — думал Шаушафар, — если караван сопровождает отряд сильных и ловких, как барсы, хорезмийских воинов?» Во время прошлой поездки в Булгар этот отряд разграбил у великой реки Итиль несколько лесных деревень, пленив больше десятка сильных высокорослых юношей и синеоких девушек с длинными пышными косами. Их удалось потом выгодно продать на шумном базаре богатого города Герата. Покупатели нашлись сразу. Статных молодых русов купил предводитель гвардейского отряда, увидев их крепкие, как корни дуба, руки. Он похвастался, что в скором времени сделает из них первоклассных воинов.

Воспоминания об удачной сделке несколько отвлекли Шаушафара, но в глубине души росли страх и беспокойство. Он знал, что булгарские купцы никому не уступают в коварстве и найдут способ уничтожить весь его караван, если будут нарушены их торговые интересы.

Шаушафару отчетливо вспомнилось таинственное исчезновение большого каравана знакомого хорезмийского купца, ушедшего на север по Большой реке. Прошло не больше месяца с выхода этого каравана из Булгара, как в город вернулся один из его местных проводников. Глаза его горели лихорадочным блеском на исхудавшем лице. С плеч свисала порванная в клочья одежда. На вопросы отвечал скупо и неохотно. Он постоянно озирался по сторонам, как будто боясь увидеть чье-то знакомое лицо. Наконец, удалось допытаться у него о случившемся.

Караван остановился на очередной ночлег в небольшой лощине, почти свободной от леса. То в одном, то в другом месте люди зажигали костры, ставили палатки и строили навесы для сторожевых постов. Скоро по лагерю разнесся запах жареного мяса, щекочущий ноздри голодных людей. От костров неслись звуки унылых песен.

Вдруг со стороны одного сторожевого поста раздался крик человека, оборвавшийся на высокой ноте. Хотя с других постов не слышалось ни звука, лагерь тревожно замолк, и только звякнуло в разных местах оружие, за которое схватились воины.