Юрий Достовалов - Таежный гамбит

Егора уложили на хозяйскую кровать лицом вниз. Мизинов с Маджугой вышли на кухню, помыли руки и вернулись к кровати.

— Снимаем рубаху, — Мизинов велел Маджуге приподнять Егора за шею и поддерживать, а сам начал осторожно срезать ткань рубахи. Спина была исполосована вдоль и поперек. Но на счастье, глубоких ран оказалось всего две. Лоскуты рубахи присохли к этим ранам и не отставали.

— Не отрывать лоскутки! — командовал Мизинов. Обращение с ранеными было привычным делом многих офицеров окопной войны. Мизинов и сам перевязал на фронте стольких раненых, что этого контингента достало бы на целый полковой госпиталь.

— Марковна, тащи сюда бинты и кипяток… Да не голоси ты, он будет цел… Потом все расскажешь!

Старуха выбежала и вскоре возвратилась с большим баулом и ковшом кипяченой воды, поставила все рядом с Мизиновым. Генерал развел в небольшой плошке раствор марганцовки и принялся аккуратно протирать спину Егора. На глубокие раны наложил смоченные марганцовкой бинты и велел туго перетянуть старика бинтом.

— Арсений, это по твоей части. Покрепче, но не резко… Вот так…

Когда с перевязкой было покончено, Мизинов велел подложить под лицо Егора несколько подушек и оставить его лежать на животе.

— Пусть отдыхает, Марковна. Сиди рядом и следи. Не тревожь его. Повязки сменим к вечеру. Не поить его и не кормить. Да, впрочем, он и не попросит пока…

— Александр Петрович, батюшка, а он выдюжит? — поскуливала Марковна.

— Я и не таких с того света возвращал в окопах, — успокоил ее Мизинов. — Обязательно выдюжит. Дня через два сделаю тебе состав крапивный на спирту, здорово помогает. Станешь прикладывать. Мне солдатики пензенские на фронте показали… Ну, — Мизинов присел на край кровати, — теперь рассказывай. Сколько их было? Когда нагрянули?

— Едва вы с Арсением уехали в город, они тут как тут, — задыхаясь, начала старуха. — Четверо было, казаки. Верхоконные все. Один офицер…

— Марковна, — перебил Мизинов. — Этот офицер — в каком он чине, ты ведь отличаешь…

— Полковник, батюшка, полковник, — старуха немного успокоилась, по крайней мере, перестала плакать и причитать и могла связно говорить.

— Нет ли у него в глазах…ну, такого блеска… немного дьявольского, что ли? И голос такой надтреснутый, с хрипотцой?

— Он, батюшка, как есть он, окаянный! — старуха снова принялась всхлипывать. — Егор ничего не говорил. Они сорвали с него зипун, порты, кинули старика на землю да как примутся нагайками стегать! Егор подняться рвется, так они сапогом его прижимают и лупцуют, лупцуют…

— Марковна, старика твоего я подниму, — успокоил Мизинов. — Не волнуйся, страшное уже позади. Нам все нужно знать, и побыстрее. Пожалуйста, соберись и рассказывай.

— Да-да, Александр Петрович, — закивала Марковна.

— Он про меня что-нибудь спрашивал?

— Только про вас и спрашивал, батюшка. Про вас да еще про золото какое-то.

— Как меня называл?

— Не помню, батюшка родимый, благодетель ты мой… — глаза старухи вновь повлажнели. — Как напустились на Егора, как давай его тискать да мутузить… Я в крик, говорю, не знаем мы ничего, и хозяин, мол, наш — честный купец… А он, старший-то их, ухмыляется: знаю, мол, этого купца, еще с германской ох как знаю!

— Суглобов! — вырвалось у Мизинова.

— Кто это такой, Лександра Петрович? — насторожился Маджуга.

— Мой старый знакомый, еще по окопному фронту. Когда-то друг. А потом — враг.

— А чего ему надоть?

— Чего надо людям во все времена? Золота! Только, откровенно говоря, я так и не знаю до сих пор — ищет он его для себя или для наших врагов…

— Да нам-то что с того! — вздыбился Маджуга. — Нам охранять-то его все одно — что от красных, что от варнаков [19] Варнак — разбойник. каких…

— Верно, Арсений. Верно и другое — так или иначе, но нас выследили… В одном я был неправ — Ойхэ не виноват. Кто же тогда сменил замок?.. Интересно, что там Кандауров с ревизией?

— Может, слетать? — предложил Маджуга.

— Наверное, придется, — согласился Мизинов. — Марковна, а как погиб Ойхэ?

— Когда зачали хлестать старика моего, он не удержался, схватил литовку и кинулся на изуверов. Так этот старший их спокойненько так вытащил наган и выстрелил два раза в парнишонку. Тот как был с литовкой, так и упал. Ни слова не успел сказать…

— Надо отвезти тело к родителям, пусть похоронят по-своему.

— А далеко это, Лександра Петрович? — спросил Маджуга.

— Верст рятьдесят в сторону Приморья, в тайге, — он взглянул на хорунжего и уловил в его глазах готовность, но возразил: