Юрий Никитин - О доблестном рыцаре Гае Гисборне

Гай несколько раз менял направление, заставлял продираться через чащу, где не пройдут кони, перебираться через упавшие деревья, а то и, пригибаясь, под просто зависшими на ветвях соседей и готовых рухнуть в любое мгновение, кони там точно не пройдут, в первый раз позволил перевести дыхание только после двух ручьев, когда долго шли по воде вниз по течению.

Армстронг из-за своей массы устал больше других, но не роптал, о Гае Гисборне знали, что всегда или почти всегда выводит своих людей целыми из самых тяжелых боев.

Гисборн, как самый жилистый и выносливый, разобрал мешки и выложил на траву еду, ровно столько, чтобы утолить голод, но не отяжелеть. Вина не дал вовсе, да никто и не просил, представили, как французы рубили пьяных и беспомощных соотечественников.

— Сегодня выйдем к нашим землям, — объяснил он. — Они хоть и французские, но английские.

Армстронг пробормотал устало:

— Это как?

— Нормандия, — объяснил Гисборн, — была всегда нашей… ну, с тех пор, как викинг Ролло со своими норманнами отнял самые лучшие земли у франков. Потому и называется Нормандией. И хотя его правнук Вильгельм Завоеватель потом высадился в Англии и стал английским королем, он не перестал быть хозяином Нормандии, ясно? А потом Генрих II женился на Алиеноре Аквитанской, она принесла ему в приданое Аквитанию, так что половина Франции наша по закону…

Армстронг хмыкнул.

— Осталось завоевать другую половину, и Франция станет Англией?

Гисборн сказал невесело:

— Я не знаю, что думают наши короли. Но войны гремят всюду. Только что-то они мне в последнее время осточертели. Уже не хочу ни славы, ни добычи.

Армстронг покосился на него с сочувствием. Рослый, могучий и жилистый, рыцарь выглядит так, будто его породила сама война: жесткий, суровый и безжалостный, всегда успевающий предвидеть опасность, прошел через все войны, не получив ни одной серьезной раны, а мелкие не в счет, умеющий рассчитывать каждое мгновение боя как для себя, так и для отряда.

— Я вообще-то, — ответил он, — тоже… это самое.

Сэм и Нил помалкивали, в их мешках столько награбленной добычи, что воевать точно никуда не пойдут, купят богатые хозяйства и заживут почти лордами.

Гисборн поднялся, подхватил заплечный мешок.

— Пора!

— Еще ноги не отошли, — пожаловался Армстронг.

— По дороге отойдут, — сказал Гисборн неумолимо. — А вдруг нас все еще ищут?

Армстронг и лучники встали с кряхтением, но покорно, при Гисборне, как шла молва, всегда выживают. Да и сами знали, что случилось с теми, кто решил еще задержаться…

Как Гисборн и обещал, к полудню вышли на земли, что хоть и французские, но английские, и хотя английской речи так и не услышали, но местные от них не шарахались, а из попавшегося навстречу отряда всадников указали, где просторный постоялый дом.

Все четверо повеселели, Гисборн видел, как спадает страшное напряжение последних дней. На постоялом дворе оказалась прекрасная харчевня, еда и вино лучшего качества, в Англии такое только у лордов, да еще и так дешево, что Армстронг громко возжелал поселиться во Франции навеки.

Двое суток они отсыпались и восстанавливали силы, на третьи Гисборн собрался в путь, и Армстронг первым вскинул мешок на плечи. Сэм и Нил, довольные и хмельные, предложили купить коней, до побережья еще несколько дней, лучше проехать, чем топать своими натруженными ножками.

Дальше ехали верхами, кони здесь дешевле, чем в Англии, жаль только, что за их провоз через Ла-Манш придется платить очень дорого, лучше там же на берегу и продать…

Гисборн, сверяясь по карте, выбирал кратчайшие дороги, а то вел и по бездорожью, где не пройдут телеги, зато к побережью приближались вдвое быстрее.

Ему уже чудился грозный грохот волн, набегающих на скалистый берег, когда ехали через прекрасный лес, весь залитый солнцем, и увидели двух молодых крестьянок, собиравших хворост.

Сэм заорал весело:

— Девочки, мы вам поможем!.. И даже до дома довезем!

Обе женщины, завидев подъезжающих мужчин, бросили хворост и ринулись наутек. Гисборн в бессилии выругался. Оставайся женщины на месте, ничего бы не произошло, несколько шуточек, то да се, а если бы отказали, то всадники поехали бы дальше, хоть и громко сожалея, но когда убегают — в каждом просыпается инстинкт зверя-охотника: догнать, прыгнуть сзади, повалить…

Он даже не кричал вслед, повелевая остановиться, хороший командир знает, что есть черта, за которой подчинение заканчивается, и пытаться приказывать в подобных случаях — только ронять свой авторитет.