Дина Лампитт - Солдат удачи

Но никакими словами невозможно было подготовить к тому ужасному зрелищу, какое представляла собой сейчас мисс Энн Кинг из Гастингса. Она превратилась в призрак: руки и ноги, худые как палки, зубы, кажущиеся несоразмерно большими на иссохшем лице.

Ида Энн всхлипнула в голос, а Горация подбежала к матери и взяла в свои руки ее исхудавшие до прозрачности пальцы. Графиня открыла глаза.

— Горри! — почти беззвучно прошептала она. — Ты приехала. Я так рада, дорогая моя.

Ида Энн вытерла слезы.

— Я тоже здесь, мама, — сказала она, сделав шаг вперед.

— Мои дочери вернулись домой, — произнесла Энн. — Я снова могу быть счастлива.

Сестры переглянулись, но ничего не сказали. Им так хотелось утешить свою бедную мать, которая уже, очевидно, не в силах была бороться за жизнь.

— Сейчас боли прекратились, — прошептал Элджи у них за спинами. — Сиделка даст ей настойку опия. Я послал за Аннеттой и Арчи… и за Фрэнсис тоже.

— Фрэнсис? — переспросила Ида Энн.

— Так захотела ваша мать. В последнее время Фрэнсис сильно изменилась. Она стала хорошей женой для старого мистера Харкорта… хотя, конечно, очень легкомысленной. Но никаких скандалов.

— До поры до времени, — проворчала Ида Энн, которая за все эти годы так и не смогла простить хорошенькую еврейку, побывавшую замужем за ее братьями.

Но на следующий день, когда из тумана появилась карста Фрэнсис, Ида Энн повела себя достойно: она тепло поцеловала молодую графиню в щеку, взяла ее за руку и повела к постели вдовствующей графини.

Горация, почти всю ночь просидевшая рядом с матерью, грустно посмотрела на свою невестку, одетую в темное платье.

— Дорогая моя, — произнесла она, поднимаясь, чтобы поцеловать ее. — Вы прекрасно выглядите. Как пожинает мистер Харкорт?

— Превосходно, — тихо ответила вдова Уолдгрейв. — По-настоящему чудесно. Я определенно могу порекомендовать вам выйти замуж за пожилого человека, Горация, — она слегка улыбнулась. — Они такие заботливые. Вы еще не думали об этом, дорогая?

Горри покачала головой:

— Оказалось, что после Джона Джозефа очень трудно найти кого-то другого — будь то старик или молодой человек…

Но Фрэнсис уже отвернулась и обняла свою бывшую свекровь, прежде чем ее успели остановить, и не расслышала толком слов Горации, настолько ее поразила перемена, произошедшая во внешности Энн.

Почти весь день она просидела рядом со вдовствующей графиней, что-то нашептывая ей. Наконец, мир был заключен, и старые грустные мысли о жестокой юной карьеристке, которая осмелилась выйти замуж за своего деверя всего через пять месяцев после смерти первого мужа, так пренебрежительно поправ все законы и условности, — все эти мысли навсегда покинули Энн.

Затем молодая леди Уолдгрейв поднялась и поцеловала в лоб свою свекровь.

— Прощайте, — сказала она. — Я обещаю, что в память о вас восстановлю Строберри Хилл в его прежнем великолепии.

С этими словами она вышла из спальни, где от ее пребывания остался лишь тонкий восточный аромат духов.

На следующее утро прибыла заплаканная Аннетта с полковником Мани, чьи бакенбарды уже совсем поседели, но военная выправка его не покинула. А еще через полчаса приехали Кэролайн и Фрэнсис Хикс, чтобы помочь Элджи.

Но храбрая маленькая графиня Энн все еще держалась за жизнь, и лишь на рассвете следующего дня, в час, когда душа чаще всего отлетает от тела, она скончалась. Сиделка Вудвэр созвала всю семью в ее спальню, так что Энн не пришлось умирать в одиночестве. Но она ни с кем не стала говорить и лишь открыла глаза, чтобы в последний раз взглянуть на тех, кто собрался у ее смертного одра. Ее взгляд задержался на дверном проеме, в котором никого не было, и Горация подумала, что, наверное, покойный граф пришел встретить свою супругу. Он стоял на пороге, изящно скрестив ноги, с улыбкой, блуждающей на прекрасных губах, невидимый для всех, кроме дочери капеллана, выносившей его внебрачного сына и его шестерых детей, кроме той, которую он в веселом танце провел по этой земной жизни.

Кроме Горации этого никто не заметил, а она ничего не сказала, только положила руку на плечо Элджи, рыдавшего в объятиях Фрэнсиса Хикса.

— Ему надо выпить бренди, — прошептал Фрэнсис. — Можно позвать дворецкого?

Горация была рада, что ей предоставилась возможность уйти из этой комнаты. Она прошла по длинному коридору к Западной Лестнице, миновала спальни, которые теперь почти все стояли пустыми… Она думала не только о своей матери, но и об этом мрачном особняке, о том, каким он должен был быть на самом деле: радостным, бурлящим жизнью и счастьем, как тогда, когда его посетил король Генрих со своим двором и ему под ноги расстелили огромный драгоценный ковер.