Но Фрэнсис не замечал никаких перемен в ее настроении. Когда они прибыли в Портсмут после долгого путешествия на поезде, первые слова, которые Фрэнсис произнес, войдя в гостиницу и сев за стол, звучали так:
— Послушайте, какой крепкий чай! Клянусь Юпитером, он напоминает мне дни моего детства. Как я люблю закатить пир горой!
Горация, беспомощно оглядевшись по сторонам в страхе, что кто-нибудь посмеется над ней, с удивлением обнаружила, что все вокруг заняты лишь поглощением ветчины, желе и пирожных. Оказывается, только ей слова Фрэнсиса показались ребяческими и нелепыми. И в этот момент она почувствовала, что совсем одинока и еще более несчастна, чем когда-либо.
— Я собираюсь написать капитану Блэквуду, — объявил Фрэнсис. — Знаете, он командует «Викторией». Я встречался с ним несколько лет назад, и мне пришла в голову мысль, что он может устроить для нас морское путешествие.
— Насколько я знаю, он берет пассажиров, — ответил мистер Кокс — худенький высокий юноша с глазами, похожими на бусинки.
— Да?
— Да, только не иностранцев.
— Ну, само собой, — откликнулись вес, кроме Горации.
На следующий день произошло событие, которое заставило ее убедиться окончательно в том, что надо разорвать помолвку с Фрэнсисом любой ценой. Рассвет был сырым и туманным, и все дамы в один голос заявили, что хотят остаться на берегу. Но Сэлвин и Кокс настояли на том, что надо нанять лодку и навестить суда, стоящие в гавани. Подобрав юбки и стараясь не замочить ног, Горация, Ида Энн и Анни взобрались на борт качающейся на волнах лодочки и направились к «Виктории».
Но это предприятие завершилось полным конфузом. Капитан Блэквуд оказался перегружен делами и не смог уделить времени мистеру Сэлвину. Так что компании пришлось остаться в лодке. Они покатались еще немного, и Фрэнсис показал своим спутникам место, где пал герой Трафальгарской битвы. На медных пластинах красовались слова девиза: «Англия ждет, чтобы каждый мужчина исполнил свой долг».
— Бессмертный Нельсон, — повторял Фрэнсис, в знак уважения прижав к груди шляпу.
— Да, действительно, — сказала Ида Энн. — Ну что, теперь мы можем вернуться в гостиницу?
— Нет еще. Сначала надо завернуть на «Экссллент». Вам понравится, леди Ида. Это учебное военное судно. Там упражняются в сражении на шпагах и пистолетах. И еще там сеть пушки.
— О, прекрасно, — глазки Иды Энн зажглись в предвкушении зрелища красавцев-моряков, дерущихся на шпагах. — Мы отправляемся туда прямо сейчас?
— Да.
Шум стоял ужасный: на корабле вовсю палили из пушек и ружей, словно вернулись времена Трафальгара. Горации показалось, что она вот-вот упадет в обморок, настолько угнетала ее вся эта атмосфера. А потом случилось чудо. Конечно, это был всего лишь обман зрения, но она отчетливо увидела отражение Джона Джозефа на медной полированной поверхности какого-то крепления «Экселлента». Она подалась вперед, голова ее закружилась от потрясения, а потом с ней заговорил внутренний голос — точь-в-точь как в гастингской церкви.
— Что ты делаешь, глупышка? Джекдо жив. Я же говорил тебе. Ты должна…
Голос исчез, когда к Горации приблизился взволнованный, перепуганный и до ужаса ласковый Фрэнсис.
— Горация, дорогая моя! Что случилось? Вы бледны, как смерть!
— У меня страшно болит голова. Можно мне вернуться в гостиницу, Фрэнсис? Я не вынесу этого шума.
Фрэнсис выглядел растерянным, и Горация молилась про себя, чтобы он не вздумал предложить сопровождать ее.
— Я отлично доберусь сама. Не хочу портить вам праздник. Мне просто нужно немного полежать. Если оставить меня в покос, я очень скоро приду в себя.
Горация видела, что ему до смерти хочется остаться, и ее переполнила бурная радость, когда он сказал:
— Прекрасно, если вы уверены, что все будет хорошо. Мы постараемся скоро вернуться. Простите, что я покидаю вас, но мне безумно хочется взглянуть на лучший британский дуб в отделе строительства.
— Конечно.
Она позволила ему довести себя до качающейся лодочки и помахала на прощание платком. Потом она прижала руки к ушам, стараясь снова услышать тот странный внутренний голос. Но он молчал. И тогда Горация поняла, что ей надо делать. На свете был только один человек, который мог бы дать ей добрый совет. Кловерелла должна вернуться в Саттон.
Одной из древних традиций рода Уэстонов была привычка высматривать приближающихся к замку всадников из окон Длинной Галереи или, что было не так удобно, из Привратной башни. Но теперь, после всех перемен, произошедших с особняком, это было невозможно. Привратную башню снесли, Длинная Галерея превратилась в часовню. Единственной комнатой, из которой открывался вид на парк и дорогу, была спальня, некогда принадлежавшая Маргарет Тревельян. Но сейчас в этой комнате жили мать и отчим Горации, а она никак не могла найти подходящего объяснения тому, что ей надо торчать в их спальне весь день напролет. Ей пришлось довольствоваться тем, что она сможет издали услышать звуки флейты: ведь именно так Кловерелла обычно извещала о своем приближении.
Читать дальше