Аждар Улдуз - Сейд. Джихад крещеного убийцы

Песок продолжал пить кровь мальчика. Песок начинал любить его.

Торговцы рабами пришли чуть позже. Они всегда приходили после крестоносцев, забирать выживших. Мальчика подняли с песка, уложили на спину верблюда... Дети стоили дорого. Особенно красивые. А мальчик был красивым. В Багдаде или в Каире за него можно было бы выручить целое состояние. Но караван шел в Иерусалим. Не в самом Священном Городе, но за его стенами, там, где кочевники-бедави из путперестов (язычников) , не вошедших в джемаат Пророка, устраивали «черные невольничьи рынки», этого мальчика можно перепродать купцам-йезидам. Те повезут товар уже в большие города и сделают свой навар...

Песок слышал, как мальчик очнулся – на третий день. За ним хорошо ухаживали. Ведь он был единственным товаром каравана из четырех верблюдов, что пришел вслед за крестоносцами в разоренный оазис Шюкр Аб. Больше из деревни не выжил никто. Караван шел пять дней. За это время мальчику рассказали о том, что случилось. Объяснили, что его ждет. И мальчик смирился. Он понял, что мама или имам Халель больше не придут за ним. Потому что их убили. И они сейчас в раю.

Караванбаши, глава работорговцев, считал себя мусульманином. Узнав, что мальчик по рождению – сейд, он сначала испугался. Потом принял решение, но никому ничего не сказал. Ни один купец-мусульманин не станет покупать сейда в рабы. Это было бы святотатством, это могло бы отпугнуть удачу, прогневить Аллаха! А найти бездетного или настолько доброго, кто выкупит сейда, чтобы усыновить... в это тяжелое время маловероятно. Но есть один человек... Он обязательно возьмет мальчика. И хорошо заплатит. А даже если платить не станет – одна его благодарность дорого стоит. Бывший палач из Медины, владелец тайного замка в горах Аламута, тот, кого все называют Джаллад-Джаани. Найти его было невозможно – он сам приходил к тем, кто был ему нужен, и туда, куда ему было нужно. Но караванбаши знал, что к нему тот придет непременно, потому что он вез для него письмо. Песок уже видел это письмо, он проник за халат караванщика, забился в трубку пергамента, перевязанного шелковой нитью... Но песок не умел читать, и потому не знал, о чем письмо. Песку было безразлично.

Песок скучал по мальчику, которого считал своим братом. Мальчика увезли в город, из которого он позже исчез – в горах Аламута не было песка. Там были только камни. Песок пел рондо о разлуке с человеческой душой, чья кровь стала частью его. Узоры разными вариациями повторялись на лице вечности, внося разнообразие... Песок пел о разлуке...

Короткое рондо (во времени)

Монашка из Ордена Святой Магдалины торопливо шла к площади. Она знала, что понтифик уже должен был начать свое выступление перед очередной партией воинов-христиан, идущих в поход на Святую Землю. Еще не был объявлен Третий крестовый поход, но легендарные богатства Востока продолжали манить многих, а обедневших дворян в христианском мире меньше не становилось. Там, на Востоке, продолжалась война. Никем и никому не объявленная война между крестом и полумесяцем, превратившая в ад жизнь мирных последователей обеих религий, обитавших на Святой Земле. И чтобы поддерживать этот ад в горящем состоянии, были нужны новые и новые воины, готовые убивать и умирать во имя того, кто сказал «Не убий!»...

Монашка из Ордена Святой Магдалины не думала о том, зачем солдаты идут умирать. Она знала, что война эта благословлена Церковью, и знала, что раненым христианским воинам нужна забота. Лечить она умела всегда, говорили, что у нее к этому божий дар, талант. Одно прикосновение ее рук успокаивало самых тяжелых больных в монастырской лечебнице, и потому она считала правильным, чтобы дар этот послужил тем, кто проливает свою кровь на Святой Земле. Дальше этого ее рассуждения не шли, она привыкла верить Церкви, как верили все вокруг.

И потому монашка из Ордена Святой Магдалины торопилась на проповедь, которую на Площади Латеран сегодня должен был прочитать сам Папа. Она хотела успеть получить его благословение. Пусть не такое, как тогда, во время чумы... Он пришел к ним в монастырь и в покоях аббатисы принял нескольких сестер, отличившихся особым прилежанием... Ее он благословил сам, лично... только ее! Правда, потом, услышав от аббатисы про ее подвиги – как она бесстрашно ухаживала за чумными, как пыталась спасти безнадежно больных, как утешала умиравших, бесчисленный поток которых проходил через монастырскую лечебницу, – резко отстранился, вытащил платок, пропитанный настоем корня волчьей травы, и брезгливо вытер руку, благословившую монашку. Он испугался чумы! Наместник Петра, первейший отец Церкви испугался кары, которую Господь ниспослал, как он сам говорил во время проповедей, за грехи людские... Неважно.