Луи Жаколио: Морские разбойники

— Пеггам никогда никого не щадит. Это не человек, а зверь. Правда, он говорил мне, бывало, нежные слова, но и то они предназначались в уплату за десятилетнюю службу.

— Какой удар будет для герцога, когда он вернется домой!

— Его можно предупредить и тем смягчить удар. Вдобавок его может утешить надежда на скорую месть, так как у меня есть карта «Безымянного острова», которую я вам передам. Я знаю очного пропойцу, служившего капитаном у морских разбойников и бывавшего не раз на «Безымянном острове». Этот человек соглашается нам помочь, причем ставит два условия: во-первых, чтобы ему было уплачено за труд двадцать тысяч стерлингов, а во-вторых, чтобы Пеггаму не давали пощады ни в коем случае.

— Можете смело соглашаться на все его условия.

— Я знал, что вы не будете возражать, и заранее дал согласие.

— Теперь мы должны подумать, как предупредить герцога, — сказал Билль.

— Нет ничего легче, — написал Перси. — Мы найдем самое быстроходное судно во всем Лондоне и поручим его Бобу Торпенсу. На этого человека можно вполне положиться, когда он не пьет. Итак, идите, а завтра утром будьте готовы к отъезду.

После солнечного заката эскадра герцога Норрландского бросила якорь у входа в Розольфский фиорд. Ветер стих, и паруса бессильно повисли. Несмотря на все нетерпение поскорее достигнуть дома, розольфсцам приходилось ждать попутного ветра.

Коллингвуд и Надод были заперты в одной из кают «Олафа». Пленников зорко стерегли день и ночь, так что всякая возможность бегства была для них отрезана. Несколько раз они заявляли о своем желании поговорить с герцогом, но он упорно отказывался сойти к ним. Вечером того дня, когда корабли стали на якорь в фиорде, они снова передали Фредерику Биорну, что хотят что-то сообщить ему. Герцог послал к ним Грундвига, но они ответили, что будут говорить только с самим герцогом.

Тогда Фредерик спустился к узникам.

— Я пришел, — сказал он сурово, — но если вы рассчитываете обратиться к моему милосердию, то это будет напрасно.

— Мы и не помышляем об этом, — ответил Коллингвуд. — Я бы счел ниже своего достоинства умолять о своей жизни пирата, которого я едва не вздернул на виселицу.

— Что же, вы желали меня видеть только для того, чтобы оскорбить?

— Вы ошибаетесь, мы хотели предупредить вас и сделали бы это уже давно, если бы вы сами не отказывались нас выслушать. А теперь, по всей вероятности, уже слишком поздно. Слушайте! По возвращении домой вы найдете ваш замок разграбленным, а молодого Эрика и всех его слуг убитыми.

— Как вы смеете шутить со мной! — закричал герцог.

— Это не шутка. В день нашего отъезда из Лондона мы заметили из окна каюты, как корабль «Север», принадлежащий морским разбойникам, на всех парусах выходил из устья Темзы. Мы еще раньше знали о готовящейся экспедиции против Розольфса и потому сразу догадались, куда идет корабль. Мы вызывали вас, чтобы сказать вам об этом, так как считаем, что уже довольно пролито крови с обеих сторон. Но вы не пожелали удостоить нас своим вниманием… Пусть же эта новая кровь падет на вашу голову!

Гуттор и Грундвиг были ошеломлены этим известием, но они не растерялись, а, собрав все свое мужество, стали действовать.

Решено было идти в Розольфс не медля, на веслах.

Прошло очень немного времени, и в ночной тишине раздался мерный всплеск весел отъезжавших лодок.

На каждом корабле было оставлено только по пять человек для охраны под командой Гаттора, бывшего начальника стражи при старом герцоге. Старый воин расхаживал на палубе, сожалея, что ему не придется участвовать в битве. Он знал, что тремстам норрландцев предстоит сразиться с шестью сотнями бандитов, и этого было для него достаточно, чтобы позавидовать товарищам.

Храбрый Гаттор не знал, что бандиты опередили норрландцев на неделю и что от замка, по всей вероятности, оставались одни развалины.

Ночь была очень темная, как все безлунные ночи в Северном море. Тишину се нарушали только отдаленный плеск волн да перекличка вахтенных. С берега, хотя он был недалеко, не доносилось ни малейшего звука.

Гаттору надоело ходить взад и вперед: он облокотился о борт и стал глядеть в темное море. Вдруг ему показалось, что у входа в фиорд движутся какие-то пять или шесть точек. Тогда он подозвал к себе остальных четырех матросов, оставшихся на корабле, и спросил их, что они думают об этих точках.

— Не может быть, чтобы это были наши лодки, — сказал он. — Они не могли так рано вернуться.