Юрий Торубаров - Таинственный двойник

Да не прижился. Домой потянуло. А село их дочиста сожгли. Воробьи и те не селились. Вот и остановился он здесь с жинкой и сыном-найденышем. Долго думали, как назвать найденыша. На слуху у всех был Андрей Сеча, знаменитый козельский воевода. И сколько сынов стали носить это имя! Не устоял перед ним и Пантелеймон. В чести у него были такие люди, которые за землю русскую да за народ стояли насмерть. Еще тогда, когда распеленал младенца, увидел, что могуч телом найденыш. Таким он и рос. Был на голову выше сверстников. Уже тогда обладал силенкой, хоть и жилист был. Заметно было в нем чувство справедливости. Любой пацан в его лице мог видеть своего защитника. Постоять за себя, подраться, он тоже мог. Стали побаиваться его и старшие ребята. Чего греха таить, приходил и он с синяками. Но с жалобами – никогда.

Андрюха к обеду вернулся как обычно. Изба их была рублена на западный манер вежой, не в землю зарыта, а вся – над ней. Толстые бревна хранили и тепло, и спасали от жары. Жили небогато. Все в избе было творением рук хозяина: дубовый стол с резными ножками, кровати, сундуки. В хозяйстве имелись коровенка, лошаденка, овцы да куры. Хотя могли жить и лучше. Богатство им, с находкой сына, досталось немалое. Да берегли – вдруг родня объявится. Утолив аппетит, отец, тщательно выскребывая из чашки остатки каши, молвил:

– Что это за шум идет по селу? Вроде дочка боярская чуть не утопла.

– Слышала и я, – подхватила мать.

– Говорят, – вновь заговорил отец, – какой-то пацаненок спас.

– Да, наградит его боярин, ой наградит. Дочка-то у него одна, – мать завистливо вздохнула.

– Прижимист наш боярин, деньгой не кидается. Ну, слава те, – он привстал, – Бог дал обед, Бог даст и ужин, – он перекрестился на образа и полез из-за стола, шумно отодвигая тяжелую скамью. Андрей промолчал, ничего не стал говорить родителям: «Еще отругают, мог с ней и утонуть. Мало ли случаев…»

А под вечер у них случилось целое событие. К ним пожаловал сам боярин на вороном коне. Не лошадь, а загляденье. Ноги тонкие, шерсть так и горит, шея дугой, гривой играет. На месте стоять не может, грызет удила. Узда не простая, а с яркими блестящими каменьями. Сам боярин одет в легкую белоснежную рубаху, в шароварах. Сапоги зеленые с загнутыми носами. Двое слуг открыли ворота, и боярин въехал во двор.

Для пса что боярин, что бродячий цыган – все одно: чужие. Злобно бросился пес на нежданного гостя. Слуги чем больше старались его отогнать, тем яростнее он нападал. На крыльцо выскочил хозяин и замер:

– Господи, да что это такое! Глазам не верю. Мать, – орет, – мать! Иди сюды.

Та вскочила и… бах на колени.

– Помилуй, господин, в чем мы перед тобой виноваты?

– Пса убери, – молвил боярин, поднимаясь в стременах.

– А… да, – хозяин бросился на собаку.

Та, поджав хвост, убежала в конуру.

– Ну, – подбоченясь, боярин свысока посмотрел на хозяина, в глазах так и плясала радость, – скажи, как тя по имени зовут?

– Меня? – удивился тот вопросу боярина, косясь по сторонам: может, кто рядом стоит.

– Тебя.

Хорошее у боярина настроение.

– Пантелей… моном, – добавил он, поразмыслив.

– Встречай, Пантелеймон, гостей, – весело сказал боярин, вытаскивая ногу из стремени.

– Милости просим, – враз воскликнули они, кланяясь и открывая перед ним двери.

Рослый боярин. В дверях надо голову склонить. Вошел. Оглянулся. Чисто. Убрано. Подошел к столу. Поднял скамью. Тяжеловата, но стругано чисто. Сбита хорошо. На века. Домовито.

– Сам мастерил иль кто? – обратился он к хозяину.

– Сам, боярин, сам.

– Молодец, люблю мастеровых людей, – поставил скамью и сел.

В это время за окном опять лай: подъехала на дрогах боярыня.

– Не утерпела. Ха! Ха! – засмеялся боярин.

Хозяйка пошла ее встречать.

– Где твой Андрейка? – между тем спросил Вышата.

– Да где пацану быть. Где-то на улице.

– Хороший у тебя сын, – боярин погладил бороду, – смелый. Хороший воин будет. Люблю таких.

Вошла боярыня. Не видел Пантелеймон до этого боярыню. Да и в красоте женской не очень-то разбирался. Что баба? Все одинаковые. А тут глянул и… обомлел мужик. Одни глазищи чего стоят! А губы! До сих пор не потеряли ни яркости, ни выразительности. А одета! Точно княгиня. На голове колпак, отороченный горностаем. Белоснежное покрывало с золотыми цветами. Башмаки золотые. А походка! Точно плывет. Растерялся Пантелюша, да жена под бок толкнула, на гостей глазами показала.

– А, – спохватился тот.

Поставил боярыне скамью рядом с мужем.

Читать дальше