Ганс Лихт - Сексуальная жизнь в Древней Греции

Страсти улика — вино. Никагора, скрывавшего долго

Чувства свои, за столом выдали чаши вина:

Он прослезился, потупил гл^за и поник головою,

И на висках у него не удержатся венок.

[перевод Л. Блуменау]

В другой эпиграмме поэт изображает Афродиту, которая дает малышу Эроту уроки чтения и письма. Однако итог ее усилий оказывается весьма отличным от ожидаемого; вместо текста ученик вновь и вновь перечитывает имена двух красивых мальчиков, которые связаны тесными узами сердечной дружбы; нежное восхваление отроческой дружбы мы встретим также в принадлежащей тому же автору эпиграмме 163.

4. КАЛЛИМАХ

(Anth. Pal., xii, 102)

Каллимах из североафриканской Кирены жил между 310—240 гг. до н. э. Он является самым выдающимся эпиграмматистом алексан-

дрийского периода. После обучения в Афинах вместе с уже известным нам поэтом Аратом мы находим его в Александрии: поначалу Каллимах — прославленный преподаватель и грамматик, затем, при дворе Птолемея Филадельфа, он становится одним из деятельнейших сотрудников всемирно известной, широко разветвленной библиотеки. Его литературная деятельность была посвящена главным образом науке, но он не был чужд и поэзии. В оставленных им эпиграммах отчетливо слышится эротическая нота, и в двенадцатой книге «Антологии» мы находим ни много ни мало — двенадцать стихотворений Каллимаха, воспевающих красоту хорошеньких мальчиков и посвященных таинствам Эрота. Он знает, как осветить неисчерпаемый предмет с поразительно интересной новой точки зрения:

Ищет везде, Эпикид, по горам с увлеченьем охотник

Зайца или серпы следов. Инею, снегу он рад...

Если б. однако, сказали ему: «Видишь, раненый насмерть

Зверь здесь лежит», — он такой легкой добычи б не взял.

Так и любовь моя: рада гоняться она за бегущим,

Что же доступно, того вовсе не хочет она.

[перевод Л. Блуменау]

5. ДРУГИЕ ПОЭТЫ

Наряду с указанными выше великими поэтами в двенадцатой книге «Антологии» своими эпиграммами о любви к мальчикам представлены двадцать четыре поэта второго ряда.

От Диоскорида (II век до н. э.) помимо прочих до нас дошла такая эпиграмма (171):

Ты, в паломничий путь Евфрагора красавца унесший,

Вновь вороти его мне, сладостный ветер Зефир,

Долго его не д^ржи; ведь даже короткое время

ТысячЬлетьем сочтет любящий в сердце своем.

[перевод Ю. Шульца]

Риан Критский (расцвет — III век до н.э.), раб по происхождению, был поначалу смотрителем в борцовской школе. О предпочтении, которое он оказывал юношам, можно судить по его стихам: так, нам известно, что служение Аполлона царю Адмету объяснялось им эротическими причинами (ср. Каллимах, «Гимны», ii, 49). Из одиннадцати сохранившихся эпиграмм шесть посвящены мальчикам; они несколько фривольны, зато остроумны и исполнены изящества. Он добился успехов в области филологии, подготовил ценные издания «Илиады» и «Одиссеи» и прославился как эпический поэт, особенно как автор поэмы о второй Мессенской войне.

Мы уже цитировали его стихотворение, где он говорит о «Лабиринте мальчиков, из которого нет спасенья»; к этому можно добавить еще один образчик его творчества:

Дексиник, ловивший в тени под зеленым платаном

Черного клеем дрозда, птицу за крылья схватил;

И со стенанием громким кричала священная птица...

Я же, о милый Эрот, юное племя Харит,

Я бы на месте дроздов, — лишь бы в этих руках оказаться,

Рад бы не только кричать, — слезы сладчайшие лить.

[перевод Ю. Шульца]

Одна из эпиграмм Алкея Мессенского (xii, 64) нежна и отмечена тонкостью чувства:

Писы хранитель, о Зевс, Пифенора, Киприды второго

Сына, венком увенчай ты под Кронийским холмом!

Ставши орлом, у меня не похити, однако, владыка,

Отрока кравчим себе, как Дарданида давно.

Если ж угодный тебе я от Муз приготовил подарок,

То о согласье скажи дивного отрока мне.

[перевод Ю. Шульца]

Алфей Митиленский (там же, 18) становится на оригинальную точку зрения в следующей эпиграмме из шести строк: «Несчастливы те, в чьей жизни нет любви, ибо без любви трудно что бы то ни было сделать или сказать. Я, например, слишком медлителен, но попадись мне на глаза Ксенофил, я полетел бы к нему быстрее молнии. Посему прошу всех: не робейте, но следуйте сладостному желанию: любовь — оселок души».

Автомедонт (там же, 34) берет шутливый тон в следующей эпиграмме: «Вчера я ужинал с наставником мальчиков Деметрием, блаженнейшим из мужей. Один отрок сидел у него на коленях, другой выглядывал из-за плеча, третий, вносил блюда, а последний подливал вино, — восхитительная четверка. Я спросил его в шутку: «Что, друг любезный, по ночам ты тоже с ними занимаешься?»