Владимир Мединский - Стена

Однажды Григорию сказочно повезло. Собственно, именно с этой сказки и начались его приключения. Случилось это зимой 1608 года. Грише шел двадцать пятый год, на дворцовой службе он был без пяти минут стольником, а в Посольском приказе пользовался доверием просто-таки безусловным. Приказ уже не раз испрашивал у Дворца дозволения использовать Григория для всяческих поручений. Потому, когда из Англии прибыл некто господин Роквель и сообщил, что приехал за большой партией горностаевых шкурок, заказанных, ни мало ни много, королевским двором, в помощь ему дали, конечно же, Колдырева. Англичанин, ко всему прочему, доставил партию прекрасных нюрнбергских часов, желал их выгодно сбыть, а уж тут Григорию предстояло толмачом потрудиться: такой товар шел покамест далеко не везде, и разговаривать с московскими покупателями надобно было с особым умением.

Сбыв-таки часы, Артур Роквель поехал с Григорием на север, за этими самыми горностаями. Пересмотрел их целые груды, но остался недоволен и покатил к югу, как раз в сторону Смоленска, однако же и туда не заехал, вновь повернул на север, в сторону Ивангорода, [8] Ивангород — крепость на реке Нарва, заложенная Иваном III в 1492 году. Ныне г. Ивангород находится в Петербургской области на границе с Эстонией. и, наконец, познакомившись с артелью звероловов, промышлявших чуть ли не за самим Уралом, закупил, наконец, у них искомое.

Григорию нравилось путешествовать, однако он все меньше и меньше понимал, чего хочет его спутник. Везде тот подолгу говорил с местными, расспрашивал не только об охоте, но зачем-то о торговых делах, о том, кто в эти места приезжает, а пуще всего интересовался местными преданиями и легендами, рассказами обо всяких необычайных событиях. Грише он объяснял, будто собирается в будущем написать книгу о Московии и тем прославиться.

Возможно, так оно и было: таковых сочинений о Руси уже было написано европскими путешественниками немало. Думный дьяк в Приказе страсть как любил собирать иноземные книги, особливо, где писалось о Руси. В клетушках его с низкими каменными сводами и тусклыми зарешеченными оконцами, где обитал он один, пышно именуя свои рабочие покои «Палатами», у дьяка аккуратно разложенными хранились всякие изданные в заграничье разноязыкие труды «о Московии»: от знаменитых Герберштейна и Меховского до редких Поссевино и Флетчера. [9] Сигизмунд Герберштейн «Записки о Московии», Матвей Меховский (Матвей из Мехова) «Трактат о двух Сарматиях», Антонио Поссевино «Московия», Дж. Флетчер «О государстве Русском». Большей частью они бывали куплены где-то по случаю нашими купцам в Кракове, а чаще — в Любеке. Но были и привезенные иностранными послами специально — чтобы потом с важностью быть дареными Главе Посольского приказа. Иноземцы ведали, что вопреки многим слухам главный посольский дьяк никаких подношений не принимает, и только лишь к книгам — особливо к иноземным книгам, где поминается Русь и московский государь, — испытывает жадную страсть. И потому завсегда стремились их ему поднести, причем неизменно в самом дорогом издании и ценном окладе. Рассказ этот к тому, что иногда под хорошее настроение дьяк давал эти книги поизучать и Гришке, строго наказывая: без выноса из Приказа. Так сказать, для познания заморских философий, и заодно — полезного языкового учения.

…В общем, со всеми этими расспросами и беседами они с Роквелем потеряли уйму времени. В Москву вернулись только по весне. Зато Артур предложил Григорию договориться с Приказом о совместной поездке в Европу. Пояснил, что собирается выгодно продать избыток шкурок в Германии и во Франции, однако не знает ни немецкого, ни французского наречий, а тамошние переводчики куда дороже.

Предложение привело Гришу в восторг, и он молил Бога, чтобы Приказ сумел договориться с Дворцом и его отпустили в столь длительное путешествие: мистер Роквель собирался пробыть в Европе несколько месяцев. Начальство поначалу, конечно, и слышать о том не желало, но узнав, сколько англичанин собирается заплатить за поездку толмача, округлило глаза и спорить не стало.

Григорий был счастлив.

Правда, перед самым отъездом думный дьяк в Приказе как-то неожиданно вызвал Колдырева к себе и, плотно притворив низенькую, обитую железом дверцу, внимательно посмотрел ему в глаза:

— Ты вот что, Григорий Митрич… службу свою делай справно, да при том за англичанином приглядывай. Что-то чуден он больно — по Руси мотается все туды-сюды, лишние версты крутит, тебя вот с собой берет тоже, коли честно, не понять зачем. Чую, дело тут непростое… В общем, впрямую ему не показывай, но приглядеть пригляди… Ну и привет Парижу с Лондинием, конечно, передай.