Поль Феваль: Лондонские тайны

— Значит вы ни чему не учились?

— Мой отец был когда-то богат! Я научилась наряжаться, петь, танцевать, я знала несколько европейских языков, — произнесла она с живостью.

Лицо ее на мгновение просветлело.

— Может ли такое быть?! Все это правда, Сюзанна? — спросил слепой.

— Я хочу умереть, — холодно отвечала служанка.

В это время они проходили мимо ярко освещенного окна. Луч света упал на лица девушки и слепого. Лицо красавицы по-прежнему выражало мрачную решимость. Глаза Тирреля блестели странным огнем.

— А если бы тебе возвратили прежнюю жизнь, милое дитя? — спросил он.

— Мою прежнюю жизнь? — прошептала красавица.

— О!

— Я возвращу ее.

С минуту она как бы размышляла, потом бросила быстрый взгляд на собеседника, и столь-же быстро ринулась к реке.

— Не вы первый! Нет! Мое сердце и тело, все принадлежит ему, — проговорила она с чувством.

— Я не требую ни твоего сердца, ни твоего тела, — вскричал Тиррель, — ведь я слепой!

Эти слова долетели до Сюзанны, когда она готова была уже кинуться в воду. Услышав их, она остановилась.

— Ни сердца, ни тела, говорите вы… — повторила она. — Слепой? Чего же вы требуете от меня?

— Мне нужна твоя воля.

Сюзанна склонила на грудь свою чудную голову.

— Один раз, — заговорила она, — я умирала от голода и изнеможения. Я упала у порога таверны той женщины, которая только что ударила меня. Я отказалась от свободы. За это получила кусок хлеба, только кусок хлеба. Служанкой быть я еще могу…

— Вы согласны на мое предложение? — спросил слепой.

— Что мне следует делать?

Тиррель вытащил из кармана кошелек, полный денег, и положил его в руку Сюзанны.

— Ожидать, — сказал он. — Слушайте: я приобретаю вас не для себя, хилого слепца, но для могущественного, страшного общества. Я хорошо изучил вас. Я знаю, какую пользу вы можете принести. Ни одного слова о том, что было между нами. Верность и безусловное повиновение — таковы ваши обязанности.

Потом, подумав немного, он прибавил:

— На эту ночь вы где-нибудь найдете себе приют. Завтра в полдень вы придете в дом, адрес которого найдете здесь (он подал визитную карточку). А когда вы вступите в него, малейшее ваше приказание будет с точностью исполнено, как хозяйки, потому что этот дом действительно будет ваш. А теперь — доброй ночи, Сюзанна!

В то же воскресенье и даже в тот самый вечер, когда происходили только что описанные события, — один молодой человек направлялся в Темпельскую церковь вместе с двумя девушками.

Юноша был лет двадцати четырех от роду, по происхождению шотландец, по званию доктор, по имени Стефан Мак-Наб. Отец Стефана был судьей в Думфрийском округе; его звали Энджус Мак-Ферлэн.

Рядом с ним шли две прелестные кузины. Старшую звали Кларой, младшую — Анной.

Лицо первой было серьезное, взгляд — меланхолический.

Анна же — смесь робости и веселья — имела детское выражение лица; в будущем ей виднелись только радость и счастье; никакая печальная мысль еще не туманила ее прелестного личика; большие, веселые, нежные ее глаза до сих пор знали только те слезы, которые появляются без всякой горечи и которые скоро исчезают со щек, не оставляя никакого следа на душе.

Обе сестры воспитывались на восторженных идеях шотландского благочестия. Молитва стала главным их занятием, а обряды религии наполняли их жизнь.

Тетка у которой они жили — мать Стефан Мак-Наба — была женщина религиозная. Все свободное время она проводила с благочестивыми, но скучными мистриссами и пастором Джоном Бутлером, который любил обеих девушек любовью отца.

Стефан, кончив курс медицины, начал практиковать в Лондоне, в ожидании, пока королевская академия запишет его в число своих ученых членов. Он представлял, что прекрасно знает жизнь и людей, довольно сносно играл в вист и одевался, как франт.

Он очень любил кузин, хотя и не мог дать себе ясного отчета в чувствах: они были еще весьма неопределенны.

В тот день мать Стефана болела, поэтому не могла сопровождать в церковь племянниц, поручив это сделать сыну.

Молодые сестры, войдя в церковь, сделали коленопреклонение, сотворили короткую молитву, поднялись и направились к тем местам, где сидели женщины.

Анна села и поздоровалась с подругами своей прелестной улыбкой.

Клара не сделала этого: еще не сев, она задумчиво посмотрела на колонну, у которой остановился Стефан. Вдруг она вздрогнула и сделалась бледна, как полотно. По-видимому, все члены ее сковала какая-то неведомая сила. Блестящий взор ее по-прежнему был прикован к колоннам.